|
-
хых, тоскливо быть единственным трезвым в этом дурдоме, а?
-
Вот образцовый у нас человек, что выживет где угодно - "люби себя, наплюй на всех и в жизни ждет тебя успех!") Все же пацифисты, альтруисты и прочие помогальщики, как ни печально, умирают обычно первыми...
|
|
|
|
Sk Сначала был запах. Нет, сначала был звук…одновременно тихий, но в то же время звонкий, подобно чашке упавшей на мягкий ковёр. Приглушённый свет лавовой лампы, остывший запах ужина, лёгкий дрём, тихое сопение рядом…Холодный пол, затёкшие ноги, сухой ком в горле – раз уж проснулась среди ночи, то можно и попить. Главное никого не разбудить, главное быть тише, как мышка. Предательский скрип лестницы на первый этаж, холод, не домашний холод, уличный. Мама снова уснула за столом и забыла закрыть окно? Опять будет болеть. Надо бы укрыть её пледом, но не разбудить, а то влетит. Темно в гостиной, но ты же уже выросла, что бы не боятся темноты? Монстры не прячутся в шкафу или под кроватью. Надо быть смелее, так говорила мама. Ещё шаг, за углом диван, журнальный столик и кресло, в котором она вечно засыпает. Стоп…эта тень тебе не знакома. Эта тень…эта тень…. - Чего…чего вам нужно? - Тихо…не нарушай покой. Позволь насладиться этой безупречной тишиной, уютом, теплом… - Берите всё что вам надо и уходите, прошу… - О, я возьму…обязательно возьму. Только сначала… Свет ночной лампы, вырывал из темноты ужасающую картину. Молодая женщина с диким выражением ужаса на лице, сидела вжатая в кресло, пытаясь не шевелиться и содержать слёзы. Напротив, как чёрный грифон над своей жертвой, завис тёмный силуэт. Огромный, громоздкий, заполняющий собой всё пространство. Так казалось, так оно было. Его рука сжимала револьвер, что холодным блеском мелькал отблесками по полу гостиной. Он целился в лицо, иногда прижимая курок указательным пальцем, заставляя нервно сглатывать солёный ком, закрывать глаза. - Мам… Она не хотела. Правда не хотела! Звук сам вырвался из рта и разорвал гнетущую тишину, меняя картину происходящего. - Элисс замри! – тут же отреагировала женщина, чуть ли не сорвавшись с места, позабыв о смертельной опасности. - Тааак, - раздался протяжный голос из темноты, - кто тут у нас? - Прошу вас, не трогайте дочь! Забирайте всё, но не трогайте… - Тише, дай мне познакомиться. Дуло револьвера примкнуло к губам женщины, заставив её замолкнуть. - Ну и кто же ты, юная леди? - Я Элис, - на удивление чётко ответила девочка. – И я вас не боюсь! - Это хорошо…это прекрасно! Очень приятно Элисс, а я Моу. Вот и познакомились. - Отпусти мою маму и уходи, - продолжила девочка бесстрашным голосом, сделав шаг навстречу тени. - Я только пришёл, не думаю, что будет вежливо вот так сразу уйти. Может сначала сыграем в игру? Давай, будет интересно! Девочка хотела сделать ещё один шаг, сама не понимая зачем, но её руку тронуло что-то мягкое, хрупкое, тёплое. - Лис, что плоисходит? – прозвучал тоненький голосок из-за спины девочки, который холодной волной снёс всю храбрость, заставил трястись, заставил бояться. – Мама! Она пыталась её удержать. Правда пыталась! Но ладони предательски вспотели и маленькая ручка выскользнула с дрожащих пальцев и девочка исчезла в темноте. - Анна, стой! – истошно крикнула женщина и позабыв про смертельную угрозу, попыталась вырваться на встречу дочери, но тут же была отброшена обратно в кресло, жёстким ударом приклада оружия в висок. На секунду в комнате воцарилась тишина. Липкая, тягучая, застывшая с временем субстанция, пугала своей неизвестностью. Именно тогда настал тот самый момент – выход тени в свет. Заплаканное лицо девочки мелькнуло в бликах настольной лампы, а рядом с ним, вплотную, лик чудовища, что пряталось во тьме. Обтянутое бледной кожей, без рта и носа, оно пронзало ужасом, взглядом маленьких, чёрных глаз – бусинок. Возможно, это была маска, но тогда, лицо монстра, воспринималось именно лицом. Настоящим явлением зла. - Не трогай её, урод! Элисс сама не поняла, откуда появилась храбрость и силы сорваться с места, но именно они толкнули девочку вслед за сестрой во мрак, что бы вырвать из его лап свою семью. Тяжёлая, крепкая хватка сдавила горло Элисс, подняв её тело над землёй. Хотелось кричать, но девочка забыла как это делать. Она просто повисла в воздухе, жадно пытаясь вдохнуть внезапно ускользающую жизнь. - Так вот кто тут главный? – наконец-то заговорила тень, склонив голову набок. – Считаешь себя защитником? Думаешь достаточно взрослая для подобных поступков? Давай проверим. Лёгким движением руки, младшая сестра была откинута в объятья матери, а Элисс упала на пол напротив, хрипя и кашляя от спазмов в горле. - Сыграем в игру? Она проста, хоть и требует взрослых решений. Но для тебя это не должно быть проблемой, не так ли? – тень отошла за кресло, где сидела мать с плачущей сестрой, заведя над ними револьвер. – Игра называется «тик – так». Я дам тебе ровно минуту, что бы ты решила, кто останется с тобой, а кого я…заберу с собой. Если не успеешь выбрать за минуту, я заберу у тебя всё. Жизнь всегда ставит перед выбором, но не всегда даёт время подумать. Взрослые это понимают. Ты же взрослая, так? - Я…я не могу…- прохрипела Элисс, стараясь подняться на ноги. - Время пошло, тик – так! - Элисс, - тихо окликнула девочку мама, прижимая к себе плачущую дочь, - Элис, смотри на меня. Я хочу, что бы ты внимательно меня послушала… - Пятьдесят секунд… - Нет, мама…я не могу. - Элисс, ты должна быть сильной. Защищай сестру, будь для неё примером, люби её так же, как я вас и даже сильней. - Мам… - Тридцать… - Сейчас тот самый момент, когда ты должна уберечь Анну. Посмотри на неё, - женщина старалась удержать слёзы, но они сами по себе катились по щекам, собираясь в большую куплю на подбородке. – Она не справится без тебя, Элис. Я прошу…умоляю, выбери меня и живи ради неё. - Нет, мама! Нет…я не хочу выбирать! Оставь мне двоих! - Десять секунд… - Элис…я люблю вас и никогда не брошу. Буду рядом, в твоём сердце, в её глазах, в ваших воспоминаниях… Не бойся, выбирай меня… - Мама… - Мама, так мама… Резкий звук выстрела, плавно перетек в надоедливый, мерный писк. Он повторялся и повторялся, унося застывшую картину в пропасть ночных кошмаров. Сначала был запах. Нет, сначала был звук. Противный, монотонный писк. Он одновременно и раздражал и был так необходим, ибо именно он спасал каждое утро, вытягивая Элисс из кошмара прошлого. Холод ноябрьского утра через открытое окно, тусклый свет лавовой лампы, запах раннего завтрака – Анна вновь встала раньше. Новый день стар как вчера…
|
|
|
|
-
Ой, как мило!
-
И правда мило.
|
Отсидеться в бункере, как того хотели родители, не получилось. Да и сколько они предполагали там сидеть? Год? Десять лет? Вечность? Учитывая, что шёл уже энный месяц пандемии, а созданием вакцины от кошмарного ковида, превращавшего людей в чудовищ из фильмов ужасов, даже и не пахло. Впрочем, Лили бы сидела сколько нужно, пока хватало бы запасов еды и воды, смирившись с вынужденной самоизоляцией и потерей свободы, которую ещё недавно ценила больше всего на свете. Когда твои лучшие друзья у тебя на глазах оборачиваются монстрами и убивают других, ещё не заражённых, а потом тебе самой приходится прикончить чудовищ, ещё вчера бывших твоими друзьями... после такого хорошо, что у неё крыша по фазе не съехала. А может, она и съехала уже давно... В общем, Лили бы смиренно сидела взаперти, если бы её тесты вдруг не показали, что она инфицирована. Хотя почему вдруг? От друзей и заразилась наверняка.
Чем не повод для депрессухи? Лили давно уже перестала быть оптимисткой и верить в лучшее. Да, она сдалась. Да, готова была от безысходности наложить на себя руки - нет, не сразу, не от одного лишь факта болезни, а позже, когда себя проявят первые её серьёзные признаки. Она не станет ждать, пока превратится в чудовище, алчущее людской крови. Пока же ещё оставалась призрачная надежда на спасение. Лили была порядком удивлена тем, как взялся отец за поиски лекарства для неё, каким бы это лекарство ни было. Самборский был готов на всё ради дочери, пускай и считал её непутёвой. Наверное, именно поэтому она в итоге согласилась на это безумие. Эксперимент по заморозке инфицированного человека с тем, чтобы исцелить его позднее, когда уже изобретут лекарство от ковида. Звучало бы обнадёживающе, если бы... если бы. Лили всё честно рассказали - мол, шансов выжить будет мало, все прежние эксперименты провалились. Её никто не заставлял ехать в Германию, это было её осознанное решение, её выбор. Она не могла не воспользоваться этой возможностью, пускай шанс выжить был один к тысяче... один к миллиону...
Чёрный микроавтобус, так похожий на катафалк... Чёрное здание биолаборатории и общая атмосфера, как в Half-Life... Мрачные лица тех «счастливчиков», которых отобрали для эксперимента... Последние скудные инструкции и никаких детальных объяснений, что их ждёт... Лилит раздевалась как на приёме у доктора: неторопливо, спокойно и с хмурым видом, ни на кого не обращая внимания. Перед тем, как лечь... или скорее встать в «гроб» (криокапсулы оказались почему-то стоячие), в последний раз проверила, не забыла ли в спешке вынуть какое-то из многочисленных колечек пирсинга - уши, брови, пупок. А потом сама не заметила, как отключилась, должно быть, от введённого снотворного...
...
Больше всего раздражала пластиковая трубка во рту. Как же хотелось её выплюнуть. И она бы это сделала, если бы могла, даже несмотря на смутные полубессознательные догадки, что только благодаря этой трубке она дышит, что только благодаря ей ещё не утонула в «океане». И как же холодно, бр-р-р! А потом... потом началось. Мир начал оживать, дрожать, наполняться звуками, и звуки эти были совсем не похожи на пение ангелов, куда уж ближе их было сравнить с бурлением адовых котлов и стонами варящихся в них грешников. Постепенно звуки становились отчётливее, стоны превратились в писк приборов. Начала возвращаться по крупицам память, холод отступил, а лицо после неожиданного скольжения уткнулось в холодный пол.
Охнув то ли от неожиданного падения, то ли просто сетуя на тяжёлую жизнь, Лилит зашевелилась и постаралась принять сидячее положение, хотя бы для начала. Вернувшиеся воспоминания подсказывали, что она, видимо, только что вылупилась из криокамеры, как птенец из яйца. А позаботились ли учёные о том, чтобы у замороженных за время криосна не затекли конечности? Девушка в первую очередь пошевелила руками и ногами, пробуя, как работают мышцы. Наверняка ведь ослабели от долгого бездействия. Или в заморозке не должны были? А чёрт его знает. Вроде не должны, как подсказывали Лилит смутные воспоминания из уроков физики. Или то в фантастике было?
Вокруг гудело, пыхтело, скрипело... Потом начало журчать. Кто-то где-то шевелился и что-то говорил, но Лили слабо осознавала слова. Она пыталась придти в себя и осмыслить, что произошло. Разморозка, похоже, была экстренной и аварийной, потому что иначе здесь было бы светло и были бы люди в белых халатах... или даже скафандрах. Что-то случилось?.. Под ноги натекло прилично воды, но девушка даже испугаться не успела. Реакции ещё были заторможены, поэтому когда она испугалась, вода течь уже перестала. Иногда полезно быть тормозом... ха... ха-ха.
Наконец-то мир ожил не только звуками, но и красками. Лилит заозиралась по сторонам, замечая других девушек и общую обстановку. Прислушалась к тому, что они говорят. Что-то про замыкание и про какой-то проводник. Так здесь есть учёные? Но нет - это говорила одна из двоих девиц, тоже вылупившихся из капсул. Лили ошарашенно посмотрела под ноги на уже натёкшую воду, не понимая, о чём она. - Кажется, я в порядке, - неуверенно сообщила она другой девушке, мелкой. Та, первая, была дылдой. Ну не то чтобы, но... высокой, в общем. Наверное, на целую голову выше второй. - Чего-чего делать? А... ливать... это значит уходить... гм... - французский акцент Лилит чувствовался, английский она хоть и отлично знала, но всё же непривычно было вот так, едва ожив, сразу говорить на чужом языке. Ну и что на это отвечать? Куда уходить-то, непонятно. - Что за вторая команда? Ты знаешь, что случилось и почему нас разморозили?
Вяло наблюдая за действиями других девушек, Лили заодно осматривалась, пытаясь понять, что могло вызвать аварийную разморозку, и разминала мышцы - даже если не затекли, то хуже не будет. Про замыкание она вообще не поняла, так что «дылда» осталась без ответа.
|
|
|
|
|
Секунды, что тянутся в бесконечность. Беззвучный крик, тонущий в крови. Мясной цирк дьявольских инструментов, что непрерывно терзают плоть. Мгновение передышки. Не во благо, а чтобы стало ещё больней. Сознание, уже неспособное ничего помыслить, а способное только покорно нестись по течению вечного страдания. Ты не умрёшь. Не можешь умереть. Такова твоя судьба. Быть безропотной подушкой для иголок у бездушной машины. Тело предательски восстанавливается, опиоидные рецепторы получают свои тридцать монет серебряниками и снимают боль. И вот она опять разгорается со жгучей невыносимой силой. Снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. И снова. Внутри уже не человек, а комок уродливого мяса, который то тщетно пытается сбежать разом во все стороны, то сжимается в одну гротескную кучу от нестерпимых спазмов. Даже самый отпетый садистский ублюдок может устать. Выдохнуться. Дать перерыв. Но машина не знает усталости. Не знает цели. Не знает смысла. Потрошит твои жалкие остатки снова и снова, повинуясь вшитому алгоритму. И снова. И снова. Где-то снаружи проносится чудовищный гул. Гремят выстрелы. Но находящиеся внутри этого не понимают. Они не способны осознавать ничего. Пока не гремит стекло. Гремит стекло. Трещит. Разбивается. Вдребезги. Машина затихает. Нет покоя. Новая боль. Страшнее предыдущей. Боль ливня мыслей, что раскалёнными каплями ошпаривает мозг. Мёртвая, окаменелая и растресканная почва. Смерчи первоначальных сил, что уносят всё, что посмело выжить. Кровавое небо. Жестокий взгляд. Оттуда. Ты, маленький и беззащитный. Жалкий. Тот, кто перестанет существовать по щелчку пальца. Прижимающийся к земле, как немощный эмбрион. А оно всё ближе. И ближе. Божественный гнев. Божественное безразличие. Жатва душ. Неведанные материи, в которых никому нет до нас дела. Но крошечное изменение где-то там, уничтожило всё то, что мы знаем здесь. Сталкиваются силы, которые даже нельзя осознать или помыслить. И с грохотом, скрипом, сквозь задворки сознания и кору мозга прорываются слова, а каждая буква выжигается как клеймо. ЕДИНСТВЕННОЙ ВЕРНЫЙ ПУТЬ ПОЛОН БОЛИ И СЛЁЗ ЭТО ЗНАЧИТ ПОЙТИ ПРОТИВ НИХ ВСЕХ Укол во все нервные узлы. Темнота. ... ... ... ... ... ... ... ссылка ♫ Просторное помещение, озаряемое синеватым светом ламп. Размером с ангар, но здесь почти нет пустоты. Всё усеяно неведомыми приборами, кучей толстых проводов. И капсулы. Всюду капсулы. Разбитые. Только одна единственная продолжает работать и дребезжать. Глаза открываются неожиданно легко. Чувства возвращаются крайне быстро. Но лучше бы они этого не делали. Ощущаете вы себя паршиво. Мягко говоря. Под каждым такая лужа тёмной крови, что хватило бы прокормить орду особо прожорливых клещей на несколько сезонов. А в этой луже неприятные, мокрые ошмётки плоти. Вашей. У всех нестерпимо зудит и ноет мужское естество, что превратилось в кровавую кашу, но медленно, нерасторопно восстанавливается. У некоторых видна грудная клетка, что постепенно зарастает слоем новой кожи. Седовласый усатый мужчина панически оглядывается по сторонам. В его глаза страшно смотреть. Раздражённые, они покрыты бельмом с вкраплениями крови и гноя, но оно постепенно сходит, возвращая ему привычное зрение. Чернокожий трясётся всем телом и под огромным давлением через его рот пролетает алое и обильное содержимое желудка. Самый крупный из пробудившихся вдруг сворачивается в клубок и издаёт истошный высокий вопль. Можно заметить регенерирующие обрубки пальцев на его ладонях, но явно не они стали причиной его дикого, душераздирающего крика. Прооравшись, впрочем, он вдруг огляделся серьёзным ледяным взглядом, точно секунду назад в него просто вселился какой-то бес. Кости Мерзкие воспоминания лезут в голову. Трясёшь головой, больше всего на свете ты хочешь их прогнать. Но они неумолимы. И всплывает в памяти одно единственное слово. Такое невыносимое. Такое тяжёлое. Кажется, его одного достаточно, чтобы стереть тебя в пыль. Когда-то было не так. Когда-то это было простое слово. Родное даже. Любимое слово. Теперь этим словом можно разве что поджигать братские могилы.
Африка.
Африка — это постоянная бойня. Война. Но война — это движение. Война ещё не значит смерть. Но однажды ты вернулся домой с очередного фронта. И домой пришло самое нечестивое заморское изобретение.
Разноцветные реки, сдохшая экология, отравленная почва, продолжительность жизни, что у большинства еле удерживается на двадцати годах. Всё это мелочи. До тех пор, пока на этой земле живут люди. Настоящие, живые. Но технологии превращали их в нечто. Хуже животного. Хуже насекомого. В покорных рабов, что не знали иной жизни, кроме служения людям.
Ты помнишь, как глядел в глаза своей матери. И там не было ничего, кроме безразличного ужаса стекла. Разумеется, она тебя уже не узнавала. Но её просто выжгли изнутри. Считай убили. Куда хуже всё оказалось с твоими братьями и сёстрами. Из них научились делать рабов с самого рождения. В них не убивали личность. С их организмом сделали нечто, что он не был приспособлен ни к чему иному, кроме безропотного прислуживания. И это уже было не принуждение. Это были искренние, преданные в самих высоких смыслах служки.
К великому сожалению многих, у таких молодых рабов удалялись гениталии. Но твой полевой командир нашёл извращённые способы поразвлечься с твоей сестрой. За это ли ты сражался всё это время?
Умер ли ты тогда, когда от твоей ярости запылал горизонт?
Лучше бы ты умер. Боль Ты ошарашенно глядишь на капсулу, из которой выпал, точно выпнутый из материнского чрева. И голова адски гудит, пока ты не отведёшь от неё взгляд. У тебя связаны с ней какие-то воспоминания. Больше, чем у остальных. Возможно, если ты сосредоточишься, то сможешь вспомнить. Тебя тянет к знаниям и одновременно тебе страшно это видеть. Безродный В целом ты оцениваешь своё состояние как несколько удалённое от «нормы». Но ты не можешь не приметить, что загадочные капсулы производят на тебя гораздо менее гнетущее впечатление, чем на всех остальных. Словно бы внутри неё сидел не ты, а кто-то ещё. Кажется, ты только что кричал. Или и это был не ты?.. Разберёшься позже. Сейчас к тебе возвращаются твои глубокие познания во многих областях... особенно наука о строении человеческого тела. В том числе не совсем человеческого. Людьми окружающих назвать тяжело. Как и тебя самого. Ты словно видишь их насквозь и внутри них пульсирует некая энергия, которой лишены обычные люди. Кажется, вы называли это «электричеством». Для тебя оно выглядит как оранжевые всполохи, гуляющие в разных частях организма. У всех без исключения эта энергия особенно ярко пульсирует в мозгу. У чернокожего она спускается ниже и горит ещё и в сердце. У усатого всполохи пронизывают жуткие и глубокие глаза. У последнего, опасливо оглядывающего капсулу, энергия охватывает тестикулы и надпочечники. Оглядываешь самого себя. Свечение проходит через твои руки вплоть до кончиков пальцев. Глядеть так на мир постоянно — неудобно. Едва ты задумываешься об этом, как твой «рентген» постепенно угасает, оставляя тебе обычное человеческое мировосприятие. Всем Здесь произошла настоящая бойня. Вы видите множество мёртвых тел, среди которых выделяются фигуры в светло-коричневых балахонах. Наверняка среди трупов можно отыскать что-нибудь полезное. От одного из умерших исходит характерный шум помех.
-
Но технологии превращали их в нечто. Хуже животного. Хуже насекомого. В покорных рабов, что не знали иной жизни, кроме служения людям.
-
Давненько с такой чернухи не начинал!
-
Жуть. Мощный старт дан.
-
Африка — это постоянная бойня. Война. Но война — это движение.ссылка
|
Первое пробуждение Руины Эдена ссылка ♫ Лодка неторопливо скользила по тёмно-синей глади воды, переливающейся в лунном свете. По обе стороны виднелись полуразвалившиеся каркасы зданий, что в сумрачном мраке напоминали жуткие непропорциональные фигуры. Вода непроглядно мутная, усеянная мусором. Обломки небоскрёбов сильно ограничивали передвижение, преграждая былые улицы, проспекты и бульвары. Их было порядка девяти. Все вооружённые, в защитных костюмах. Бесплодные и лишённые памяти. Недобитки старого мира, что вынуждены скитаться по опустевшей, безжизненной земле для продления жизни своих приютов. По обрывкам старых воспоминаний они ещё опасались повышенного радиационного фона и агрессивно настроенного мрака, что мог затаиться среди развалин. Их мир был причудлив. И в городе-призраке могла встретиться опасность хуже физического врага. — Почему Первые вмешиваются только сейчас? — наконец, спросил Жрец. Вопрос был адресован Архитектору, пожалуй, самому странному из их компании. Человеку, что постоянно пребывал в тех областях, в которые иной человек не пожелал бы заглянуть и на секунду. — Они всегда были среди нас, — ответил он, глядя на водную гладь. — Они жили на Земле задолго до нас. И они наблюдали за нами. И мы были им неинтересны. Они изредка вмешивались в наши дела, но не оставляли после себя и следа. — И что изменилось теперь? — У сил вне нашего понимания есть разногласия. Точнее сказать... они и тот, кто разрушил наш мир — имеют разную природу, ровно как мы сами отличаемся и от тех, и от других. — Мы вымираем, – с ядом в голове напомнил один из солдат. — Твои покровители могли бы посуетиться и пораньше. Или хотя бы рассказать, как ёбнуть эту штуку наверху. — Первородные уже поведали мне больше, чем должен знать человек. — Архитектор призадумался, словно выпав из реальности на минуту. «Вернувшись», он почувствовал пробежавший по спине холодок. — Тот, кто разрушил нашу цивилизацию всемогущ. Он перекроит весь мир, изменит его до неузнаваемости. Когда мы проснёмся во второй раз, реальности, что мы знали, уже не будет. — Второй раз? — Спросил тот же боец. — А кто их считает? Ты уверен, что нас разбудили в первый раз, а не в сто первый? Я не помню лиц своих отца и матери. Ничего. Какие гарантии, что в следующий раз я не проснусь безвольным овощем? Ты лучше скажи эти... чипиздрики в твоей голове, они что-то говорят о иных мирах? Загробном? Может где-то нас ждут облака, вечный свет, да сотня девственниц, а мы всё плаваем в этом говне в надежде на лучшее. — Я не берусь судить, как воспринимают вселенную Первородные. Но точно знаю, что для нас мир только один. Кто-то сдёрнул защитную маску и с презрением сплюнул за борт. Остаток пути они прошли в тишине. *** — Здесь. Архитектор остановил лодку жестом. Начался процесс долгих раскопок и раскладки спец. оборудования. Среди обломков стен, крыш и мебели часто попадались кости. В большом количестве. Многие со следами насильственной смерти. Группа уже находила места бойни и похуже, но они всё не уставали поражаться, насколько дёшево в те времена ценилась жизнь. Видимо, когда ваше население достигает больше десяти миллиардов к таким вещам, относятся проще, чем, когда вас порядка нескольких тысяч. Жрец опасливо покосился на уже заполненную капсулу. Когда они наткнулись на этого, Архитектор подметил, что «он протянет особенно долго». Но Жрец всё никак не мог отделаться от мысли, что маг глядит на него. Как-то злобно. Хотя он явно не мог восстановиться так быстро. — Трое. Щедрый улов. — Да, кажется мы выиграли себе пару лет спокойного гниения в замкнутом пространстве. — Эта точно пойдёт? Выглядит как кусок мяса. — Прояви уважение, она всё-таки пережила ядерный взрыв. — Пойдёт, — заверил Архитектор. — Они не умирают так просто. Жрец задержался у последней пары. Те перед смертью завалились друг на друга. Так и оказались погребены под завалом. Он знал, что нужно сделать. Но медлил. Присел рядом с ними. Смотрел, не отрываясь. Легко погладил одну по волосам, что успели отрасти заново. Он почувствовал, что Архитектор встал рядом. — Знаешь... — опустив голову, начал Жрец, — мне казалось, что человек может всё, если по-настоящему захочет. А уж в мире до нас наверняка так оно и было... а потом пришло нечто, что всё разом сломало. Без надежды склеить обратно. Просто скажи, зачем мы всё это делаем? Мы ведь совсем не нужны Первородным. Они уже допустили то, что с нами случилось. — Произошло ли это по нашей воле или без неё. Высшие силы уже ввязали нас в свою игру. И выхода из неё нет. — Почему бы этим высшим силам просто не оставить нас всех в покое? — Задарил риторический вопрос кто-то из группы. Архитектор хотел было ответить, но вместо этого повёл губами и поднял взгляд на небо. Там горела космическая пыль и отрешённо сияли звёзды. Те самые, к которым всегда тянулся человек.
-
Суров +1 Неплохо поиграли, в целом.Без перегибов;. Система при всей своей простоте не давала заскучать и в каждом бою было над чем поразмыслить в каждом ходу, плюс заканчивались они довольно быстро, так что не вызывали зевоту (частая болезнь таких игр, кмк), ну и сеттинг довольно интересный, хоть я его в полной мере не поняла. Для модуля-плейтеста получилось более чем хорошо, на мой взгляд.
-
Юдоль печали, царство горя, край, Где мира и покоя нет, куда Надежде, близкой всем, заказан путь, Где муки без конца...
Теперь я наконец поняла, с чем у меня ассоциации. О дивный новый мир как потерянный рай. Спасибо за этот модуль.
-
Печальный конец. А казалось, процветающий футуристический мир победившего технологического прогресса. Жаль, что главные герои так быстро умерли и многие сюжетные нити оказались оборваны. С удовольствием почитал бы ещё про их приключения. На послевкусие — много вопросов, чувствуется недосказанность. Словом, толпа в моем лице жаждет продолжения зрелищ)
-
Вкрации о модуле:
-
потролить охота:)
-
Красивый модуль.
|
-
Нарушив правила игры начинает (последовательно): 1.пытаться спихнуть вину на других 2.гневно топать ножками 3.швыряться в мастера минусами, утверждая, что штрафы давать не честно 4.нагло игнорировать эти самые штрафы в игре.
В общем, ведет себя как-то не адекватно за что и вылетает из игры.
|
Нил Дайсон:
Когда ты ложился в криосон, тебя терзали сомнения. Нет, в желании пропустить несколько не самых лучших, по твоим расчётам, столетий ты давно был уверен. А вот в том, что начинать жизнь в новом мире с шантажа — не очень. Нет, тебя не терзали муки совести. Смущало другое: человек в анабиозе беспомощен и находится в полной власти своих усыпителей. Захочет какой-то инженер нажать особую кнопку и сердце пациента остановится. Нажмёт другую и в результате недостаточного питания какой-нибудь важный для жизни орган атрофируется. Есть и другие способы подгадить. СБ это, конечно, заметит и виновного накажут. Но пострадавшему (по крайней мере в первой ситуации) уже не помогут. Тебе известны такие инциденты, чаще всего случайные, в конце концов ты помогал их скрывать. От того сложнее было засыпать, зная, что ты нажил себе врага с доступом к тем самым кнопкам. Себастьян Бейр. Для кого-то простой инженер. Для начальства, если бы до них дошла твоя информация, промышленный шпион и предатель, сливавший конкурентам технические секреты. Для тебя спаситель, санкционировавший билет в лучший мир. И личный сатана. Превративший то, что должно было сталь прижизненным виртуальным раем в вечный ад. В жанре низкобюджетного ужастика, к тому же.
Как давно это было? Ты не помнишь. Давно перестал задаваться этим вопросом. Прошлое, если оно существовало, расплылось в тумане. Выживание перестало заботить с тех пор, как ты понял, что не можешь умереть, чтобы ни случилось. Жизнь превратилась в избегание боли. Бесконечные прятки от демонов и бесконечные пытки, когда тебя находили. Иногда кошмар давал тебе передохнуть и ты просыпался. Иногда на диване в своём кабинете. Иногда в капсуле, в лучшем мире. Где угодно, главное, что это походило на реальность. И ты жил там. Минуты. Часы. Дни. Один раз тебе удалось провести "на свободе" три с половиной месяца. Тем страшнее и мучительней было возвращаться. Подводила внимательность. Всегда. Ты замечал несостыковки, мелкие детали, закапывался в них... и мир рассыпался, оказаваясь миражём, картонной декорацией, скрывавшей правду: ад. Жар. Боль. Как в старом фильме, просмотренном в далёком детстве, про мужика, застрявшего в номере отеля. Только вместо часа вечность. Годы. Десятилетия. Может быть века. Одно утешало: более чем на триста лет анабиоз не расчитывался. Но ты давно перестал в него верить.
И вот, вдруг, кошмар прекратился. Мир рассыпался на квадраты, потом потемнел. Когда ты открыл глаза, взгляд твой встретила лампа дневного освещения. Очередной мираж? Или долгожданное спасение? Беглый осмотр не выявил выбивающихся деталей. Ощупал себя: всё, вроде, более менее, физически здоров (хоть и утомлён). Прислушался к ощущениям, но можно ли им верить? Так и не решил. Ясно другое (по крайней мере, кажется ясным): ты в небольшом отсеке (то, что Kryogenic Engineering называет "люксом" — обычные люди в общем зале теснятся). Здесь есть лампа, которая светит прямо в глаза (но нежно), капсула, в которой ты, голый, лежишь, унитаз, вешалка с халатом и дверь. Вот и весь "премиум"-сервис. Но на порядок лучше, чем в аду.
|
|
- Дева Мария, прошу, укажи мне путь. Прости грехи матери да отца и спаси их души. Укажи мне путь, дабы не потерялась я в долине зла. Наставь мысли мои и волю мою, чтоб смогла нести твоё слово как своё. Дай сил, защити от болезней и проклятий. Не оставляй меня в эти тёмные времена, ибо живу я только тобой, вижу твоими глазами, слышу твоими ушами и говорю твоими устами. На веке твоя, Ева... Аминь. - Ева! Где ты там ходишь? Принеси мне Джин. Мой.. хр.. как то быстро закончился. Белокурая девушка в длинном, белом сарафане, стояла на коленях у небольшого алтаря склонив голову над тусклыми свечами. Лучи солнца, пробивались сквозь щели деревянной крыши, освещая клубы пыли, что повисли в сыром воздухе. - Ева! - хриплый мужской голос, оторвал девушку от молитвы. - Иду, папа... - прошептав ещё пару слов, Ева поцеловала статуэтку девы Марии и вышла из комнаты. Ветхий фермерский домик, скрипел от порывов ветра, угрожая развалиться в любой момент. Сквозь мутные окна, частично заклеенных старыми газетами, виднелись поля пшеницы, старая мельница и редкий забор, покрытый колючей проволокой. Ветер доносил мычание коров и крики домашних птиц. Ферма медленно засыпала. Девушка прошла через тёмный коридор, зайдя по дороге на кухню, взяв очередную бутылку Джина. Третью за сегодняшний день. - Где ты ходишь, Ева?! - голос вновь оторвал Еву от раздумий, заставив поспешить на зов отца. - Я уже тут, папа - Где ты так долго ходила? - Я молилась... - Молилась? - мужчина лет пятидесяти сидевший в старом, потрепанном кресле, встретил дочь кривой улыбкой, обнажив гнилые, редкие зубы. - Присядь ко мне и расскажи, о чём ты в этот раз просила бога. Ева подошла к отцу, но не успев сесть рядом, потеряла равновесие от сильного рывка мужчины и упала ему на колени. - Не стесняйся. Так я лучше тебя слышу. - Я молилась о тебе с мамой - начала было девушка, но слова застряли комом в горле, когда грубая кожа руки фермера коснулась её бедра. - Продолжай, Ева... - Просила о помощи и благословении... - яркие, голубые глаза наполнились слезами, а губы предательски затряслись, ибо рука отца поднималась всё выше задирая сарафан. - Твоей матери уже не поможет благословение - прошептал мужчина, наклонившись к девушке в плотную, от чего недельный перегар заставил Еву отвернуться. - Как и всему миру... Выживут только истинно верующие, Ева. Нам придётся пересмотреть бывшие устои, обойти запреты... Понимаешь, о чём я? Ева прекрасно понимала, о чём говорил её отец. Ведь подобное происходило не в первый раз, а фраза "Иисус не против, но маме не говори", выжженным клеймом впилась в память Евы, ещё в раннем детстве. - Нам предстоит пережить апокалипсис и вновь возродить человечество. Чистое, правильное, верующие... Ты будешь новой матерью для целого мира. Я это предвидел, когда давал тебе твоё имя. - Мужчина откинулся в кресле, положив свою руку девушке на голову. - Ты знаешь, что делать, Ева. Порадуй папочку... Девушка покорно опустилась на колени, расстёгивая ремень отца. Слезы медленно катились по её щекам, падая на металлическую пряжку и хрупкие пальцы Евы. - Папа... я хорошая дочь? - внезапно спросила девушка, доставая кожаную полосу из джинс. - Пока не знаю, Ева. Всё зависит от того, как ты на этот раз справишься... - Я слышала Марию, отец. Она сказала мне, что мир нуждается в очищении и только после того, как вся нечестивая грязь сгинет с земли, люди обретут посвящение. - Не отвлекайся, Ева. Поговорим об этом позже... - Я, да... А ты... - девушка резким рывком накинула на шею отца ремень, затянув петлю. - Что... что ты делаешь... Ева, прекрати! - мужчина пытался скинуть с себя удавку, но Ева уже успела зайти ему за спину, надавив на спинку кресла, ободранным коленом. - Я дарю тебе прощение, папочка... - прошептала девушка отцу, из последних сил сжимая ремень на его горле. - Дева Мария, прошу, укажи мне путь. Прости грехи матери да…. отца и спаси их души. Укажи мне путь, дабы не потерялась я в долине зла. Наставь… наставь мысли мои и волю мою, чтоб смогла нести твоё слово как своё. Дай сил… защити от болезней и проклятий... Тело мужчины обмякло и с глухим стуком упало на пол. Ева взглянула на труп отца, как на что-то мерзкое, чужое ей. Только сейчас, она наконец-то смогла дать волю чувствам, что нахлынули на неё, поглощающей волной. Дикий крик вырвался из рта Евы и упав на пол, девушка забилась в истерики. - Я слышу тебя, дева Мария. В шелесте травы, в шуме ветра, в криках людей... Ева медленно шла к сараю, сжимая в руке красную канистру с бензином. - Голос твой - мой голос. Воля твоя - моя воля... Белая жидкость заиграла в лучах солнца всеми оттенками радуги, впитываясь в сухую древесину. - Веди же меня! Я готова! Девушка открыла дверь комнаты, пройдя к пыльной кровати. Под застиранным одеялом, лежала бледная женщина. Глаза её закатились, кожа обвисла, а чёрные тонкие вены, медленно поднимались к шее, затягиваясь в смертельный узел. - Здравствуй, мама... - прошептала Ева, сев рядом с женщиной. - Ева? Что ты тут делаешь? Отец разозлится, если вновь не сможет найти тебя. - Папа больше не разозлится... - О чём ты, Ева? - Ты же всё знала... С самого начала. Как ты могла, мам? - Ева... ты не понимаешь. Твой отец.. - Мне было пять лет! Пять, мама! Почти каждую ночь, он приходил и... Ты знала! - Прости меня, Ева... - Бог простит, мама... - девушка медленно встала, подойдя к двери. - Знаешь, всё это... да же помогло мне. Укрепило мою веру, ведь каждую ночь я просила бога лишь об одном - что бы он дал мне шанс, лично покарать вас. - Ева достала мятый коробок, вытащив из него спичку. - И вот... я смогла дожить до этого момента. Надеюсь, в аду тебе будет жарче, мам. - Зажжённая спичка упала на пол, подхватив в воздухе пары бензина. Пламя моментально охватило комнату, съедая всё на своём пути. - Ева! Вернись, Ева! Прошу, прости! В голубых омутах танцевали оранжевые блики. Ветер разносил запах гари и жженой плоти, а женские крики, эхом стелились по полям пшеницы. Глубокий выдох, улыбка и шаг вперёд. Сегодня родилась новая Ева... - Дева Мария, прошу, укажи мне путь. Прости грехи матери и отца, да спаси их души...
|
ссылкаЧувствуешь... Я тебя люблю Солнце - редкость для Бостона, особенно в утренние часы. Обычно, туман приходящий вечером, ложится на крыши домов города и засыпает вместе с его жителями, уходя неохотно ближе к обеду. В это же утро, первые солнечные лучи, пробивались сквозь серый занавес, прогоняя его обратно к реке. Они дарили тепло, а возможно и надежду, что этот день, будет чуть лучше прошлого. - Да погоди ты! Я за тобой не успеваю! - Быстрее! Я хочу успеть. - Да куда ты так торопишься? По ещё сонным улицам зоны "В", петляя между узкими улицами, быстрыми шагами двигалась молодая пара. Рыжая девушка, на вид лет восемнадцати и парень постарше, что вечно не поспевал за своей спутницей, весьма отличались от стандартного жителя зоны. Пусть внешне они и были схожи с стандартами павшего Бостона, но вот их живая речь, звонкий смех и лёгкий шаг, совершенно выбивался из реалий зоны. Они были счастливы, а подобное явление, было реже появления самого солнца. - Я хочу, чтобы ты кое - что увидел - девушка подошла к ограждению из листов ржавый жести, оглядываясь по сторонам. - Ты чего задумала? - удивился парень, смотря на рыжую с опаской. - Сейчас узнаешь. - девушка отогнула лист стали и быстро шмыгнула за забор. - Куда... - Так и будешь стоять дожидаясь патруль или уже зайдёшь? - раздался весёлый голос из - за стены. Парень нехотя двинулся за своей спутницей, раздвигая на ходу, густые заросли травы. - Это плохая идея... - Тебе стоит научиться рисковать. В ином случаи, не сможешь заметить реально удивительные вещи... Минуя густую растительность, пара вышла на не большой пригорок, с высоты которого, открывался вид на оставшуюся заброшенную часть Бостона. Небоскрёбы - великаны возвышались над пустыми улицами, отражая в себе всё уныние и тишину обескровленного города, но и в то же время, молчаливую красоту и величие. - Смотри... рассвет - девушка закрыла глаза, позволяя первым лучам солнца, окрасить её лицо в золотые оттенки. - Разве это не прекрасно? - Обычное утро - хмыкнул парень, но взгляд от рыжей, оторвать так и не смог. - Нам лучше вернуться. Скоро начнётся проверка... - Перестань беспокоится о том, что за твоей спиной. Глаза же у тебя спереди - рыжая легла на траву, похлопав по земле ладонью, приглашая парня лечь рядом. - Попробуй забыться хотя бы на несколько минут и взгляни на небо. Мир изменился, но оно всё так же голубое. Нам то же не обязательно меняться. Просто... постараться оставаться собой. - Мир, это не только небо, - возразил парень, приняв приглашение рыжей. - Там, среди пустых городов, мечется отчаянные люди и им, далеко наплевать, как на природу вокруг них, так и на твои взгляды на жизнь. Они изменились и что бы выжить, нам то же придётся... - Не придётся. Мы есть у друг - друга и этого хватит. Это наш мир. Ты и я. Его не надо менять. - девушка взяла руку парня и положила себе на живот. - Чувствуешь... Я тебя люблю. - Погоди... О чём-то ты сейчас? Рыжая резко вскочила, побежав в сторону ограждений. - Догонишь, расскажу! - заливаясь звонким смехом крикнула девушка, забираясь на стену по торчащим из неё арматурам. - Это опасно, Юни! - Да я сотню раз так делала! - крикнула рыжая сверху, продолжая подниматься по стене. Возможно, это были капли расы, что ещё не успели испариться, а возможно лучи солнца резким близком ударили Юни в глаза. Какая разница, когда ты уже летишь вниз... Тихий хлопок, заставил сердце парня замерить. Первую секунду, он просто стоял как вкопанный, смотря на упавшее тело девушки. - Юни! - парень подбежал к рыжей, пытаясь её поднять. - Стой... нельзя - прошептала девушка не сводя глаз с неба - я... я не чувствую своего тела. - Я позову на помощь! - Не уходи... не хочу оставаться одна. Прошу, просто.. не уходи - девушка вцепилась в руку парня, пытаясь не закричать от боли. - и совсем не... страшно.. - Держись, не оставляй меня! Я же не справлюсь без тебя! - Нет, нет, нет... Ты столько пережил и в этом не моя заслуга - Юни повернулась к парню из - за чего из её рта, вырвалась тонкая струйка крови - Обещай мне, что ты продолжишь жить... что найдёшь смысл. Не ради меня, а ради чего-то большего, чего-то действительно важного... - Не заставляй... - Обещай мне.. - Хорошо, я обещаю. - Сегодня прекрасный день, что бы... Юрий открыл глаза. Один и тот же сон, каждую ночь. Каково это, просыпаться от кошмара, попадая в очередной, но уже более реальный… Можно рассказать о своём дне, ну и собственно о сборах, если уже собрался уходить из зоны «В».
|
|
|
И Петро внял словам напарника. С сожалением извлек гримуар из рюкзака и вручил Дорлиону. Маг бережно принял книгу и, осторожно уложив на стол, пролистнул несколько страниц. А потом, молча удовлетворенно кивнув, вручил Рэю два оставшиеся мешочка с монетами. - Я даже не думал, что эта книга ценна настолько... - будто сам себе произнес он, и вдруг, словно опомнившись, чуть отрешенно взглянул на следопыта. - Да, вы сможете приходить, чтобы работать с ней. Но имейте в виду, что следующая подобная попытка, - недвусмысленный кивок в сторону Петро пояснил его слова, - станет последней. Как бы ни был я вам благодарен...
*** Гримуар действительно помог исцелить супругу Дорлиона, полностью восстановив ее рассудок. Как узнали впоследствии парни, это был долгий и непростой процесс, занявший почти седмицу. Что ж, в эту седмицу они и сами не теряли времени даром.
Петро удалось сбыть большую часть позаимствованного в Туде. Некоторые книги приобрел Дорлион, другие - владельцы венкирских книжных лавок. За кое-какие алхимические ингредиенты маг и его знакомый лекарь отдали археологу маленькое состояние... В общем, этот поход явно был пройден не зря.
Петро теперь вполне мог бы отправиться домой, триумфально явиться пред очи приемных родителей и наконец приступить к задуманному благому делу - возрождению графства Стоунмосс. Однако вначале он предпочел еще раз посетить замок Редерина Хладнобородого. И добрался до цели он во второй раз почти без приключений... Только на входе в Туд его ждала уже другая загадка - не с пятью, а с семью дверьми.
Рэю немало сил пришлось посвятить приучению Ирты к огромному, как ей казалось, страшному и непонятному городу, прежде чем она осмелилась ходить по улицам, не вцепившись в рукав спутника, а глядя наконец по сторонам с любопытством. Хотя торопиться было особо некуда, он ведь не сразу решил точно, как распорядиться полученной от мага богатой наградой. Вариантов было множество, каждый по-своему привлекателен...
Рэй еще не знал, что после, когда он все-таки решится навестить отца в родовом замке, тот примет его бесконечно тепло без слов и доказательств, моментально узнав по глазам - глазам его матери. У следопыта, как выяснится, пять единокровных сестер - и ни единого брата. А значит, унаследовать титул его знатного отца впоследствии будет некому. Или было бы некому... От графа Рэй узнает, что родился он вовсе не бастардом - его родители успели стать супругами перед лицом Всевидящего. И, таким образом, он мог бы сделаться законным преемником графского трона, если бы дал на это свое согласие. Однако все это Рэй смог бы узнать лишь позже. Вначале ему предстояло, как он и обещал, отвести Ирту в Кострище к ее родителям, чтобы там... Но это уже совсем другая история.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Петро не обнаружил возле стола ничего опасного. Спокоен был и защитный амулет на груди. Впрочем, подсказок стол тоже никаких не дал, предоставив путникам догадываться самим или импровизировать на свой страх и риск. - Это проклятие, а не дар, Рэй, - устало отозвалась Ирта, задумчиво наблюдавшая за действиями Петро. Она выглядела какой-то нерадостной и даже растерянной. - И я не понимаю... Мы ведь уже в Туде... А я все еще... Почему?.. Она шагнула ближе, взволнованно разглядывая рисунок. - Может быть, правда загадка ваша поможет? Рэй, погоди, вот уже полдень! - Ирта указала на окошко в потолке, солнечные лучи из которого задевали уже голубой каменный стол, медленно подползая к рисунку в центре. Кажется, оставалось совсем немного времени. По линиям, составляющим рисунок, едва их коснулись теплые лучики, вдруг потекло золотистое сияние, наполняя светом загадочный узор в центре круга. Трое, как к тому призывала подсказка, крепко сцепили правые руки на неталом льду... Несколько мгновений звенящей напряженной тишины едва не лишили Петро и Рэя надежды, что они сделали все правильно. Но вот - узор на голубом камне ослепительно полыхнул, окутав их теплым светом... Рэй неожиданно понял, что правая рука, которую он оцарапал, выламывая дверь в замок, совсем не саднит, как будто враз затянулись все ранки. Стол, задрожав, медленно раскололся на три части, никого при этом не задев, и откуда-то из глубин под ним поднялся резной деревянный пюпитр с лежащим на нем фолиантом в простом потемневшем и потертом от частого использования кожаном переплете без надписей и рисунков... Это и был гримуар? Рэй, не удержавшись, открыл книгу и успел перевернуть несколько страниц, как вдруг на очередном развороте всеобщее внимание привлек огромный красочный рисунок из множества хитро переплетающихся линий, который, чем дольше покорители Туда смотрели на него, тем сильнее привлекал их. Узор постепенно стал казаться объемным, а после... Каждый ощутил, что уже не в силах отвести взгляд, а нарисованные линии затягивают, вызывая ощущение падения - или полета - сквозь их сплетение. Тайны, что мучили Рэя с детства, вдруг начали таять... Он отчетливо вспомнил то, чему не мог быть свидетелем, - и понял наконец, чьи лица годами являлись ему во снах. Пару десятков лет назад в богатом графстве на северо-западном краю Идерии юный виконт, наследник титула, надежда и будущее древнего благородного рода, посмел полюбить деревенскую колдунью. Так вышло, и дело было вовсе не в ее ремесле. Он встретил ее, заплутав на охоте, - увидел на лесной поляне в окружении ластящихся к ней белок и птиц. Солнечные лучи играли в ее светлых волосах, украшенных венком из диких цветов, а глаза цвета летнего неба сияли, не давая отвести взгляд, и не было на всем свете никого прекраснее... И колдунья влюбилась в статного юношу без памяти - так он поразил ее, нежданно выступив из лесной чащи. Их тайные встречи долго оставались тайными, принося бесконечное счастье обоим. И вскоре этого счастья должно было стать еще больше... Однако влиятельный граф в один не самый прекрасный день объявил отпрыску, что подобрал ему невесту - разумеется, равную по крови, об ином не могло быть и речи. Ошарашенный известием юноша, потеряв голову, в ответ сообщил, что уже нашел невесту сам - и не желает думать о мнении света. Решение графа было молниеносным и безжалостным: сына он бросил в темницу, пообещав освободить только перед венцом, а колдунью приказал отыскать и казнить. Верный оруженосец виконта, прознав об этом, помчался к любимой своего господина, чтобы убедить ее навсегда покинуть графство и спастись... Но застал умирающей от родильной горячки. Колдунья едва узнала паренька и в полубреду попросила лишь спасти ее новорожденного сына, боясь, что жестокий граф доберется и до него. Она передала дитя оруженосцу, перед тем повесив ему на шею заговоренный ею волшебный камушек, призванный хранить младенца от людской подлости, а в нужный час привести к правде. Оруженосец поклялся сделать все, чтобы дитя не нашли слуги графа, и сдержал свое слово. Целых две седмицы под видом бродяги он скитался с сыном своего господина от селения к селению, оберегая его и ухаживая за ним, как умел, пока наконец не счел, что надежно запутал след. И тогда, выбрав деревню поменьше и потише, оставил мальчика в корзинке на крыльце стоявшего на отшибе домика старого травника... Петро среди завораживающего переплетения цветных линий увидел старинный особняк четы Стоунмосс. И своих родителей - или тех, кого он всю жизнь считал таковыми. Ему открылось, как, несмотря на свою природу, на самом деле они любят его по сей день и как были бы рады хоть раз увидеть его снова, пусть и преодолеть пропасть между ними - до поры - не удастся. И, быть может, парни так и стояли бы, застыв над книгой, медленно свыкаясь с увиденным или вовсе не веря ему, но привел их в чувство тихий девичий смех. - Я не слышу... - потрясенно прошептала Ирта, раскинув руки в восторге, и вдруг завопила что было мочи: - Я не слышу вас!!! Эхо метнулось под высоким потолком, подхватывая ее радостный клич. Она разрыдалась от счастья, будто неверяще отступая от каменного стола, а потом кинулась обратно - радостно обнять стоящего ближе Рэя, впервые обнять кого-то без боли... Но, случайно задев рукой его затылок, неожиданно взвизгнула, отскакивая назад. Теперь в ее глазах читался неподдельный ужас, она настороженно разглядывала следопыта, пока вновь не решилась подойти. - Я ведь не слышу... - будто уговаривая себя, тихонько дрожащим голосом произнесла она, снова поднимая руку. - Прости, Рэй, мне нужно... Она прикоснулась к его голове - теперь уже намеренно - и замерла, будто привыкая к ощущениям. - А вот так - слышу. Только это не больно... Совсем не больно, Рэй! Ирта отняла руку, изумленно вытирая слезы. - Туд все-таки помог... Спасибо вам! Я ведь теперь смогу... Жить как все...
|
После той злополучной комиссии, на которой Юра устроил паноптикум, его жизнь в госпитале несколько ухудшилась. До самого конца ему пришлось носить на шее тяжёлый ошейник-детектор, реагирующий на всплески активности икс-гена. Варварское устройство ещё советского производства со штампом "Энмаш" имело простой и примитивный принцип действия - при подаче сигнала ошейник сжимался, придушивая носителя вплоть до потери сознания, и сжимался тем сильнее, чем дольше пытался противиться носитель. Говорят, если слишком сильно упорствовать, то ошейник мог просто передавить гортань или сломать шею. Данная технология применялась в печально известной "Широте", так что Агапов получил редкую возможность опробовать на своей шкуре, как это бывает, когда тебя начинают бояться. До более радикальных мер, к счастью, не дошло.
Почти половину месяца Юру промурыжили в госпитале, решая, что с ним делать. Сажать его под замок, формально, было особо не за что. Изучать - не было возможности, так как с развалом Союза вся отрасль икс-генетики не сумела вписаться в рынок, и была потеряна. И поскольку никто не знал, что тут делать, Юру решили просто выбросить. На выписке из госпиталя он получил на руки приказ о собственной демобилизации, и ему надлежало покинуть расположение военного объекта в ближайшие сорок восемь часов с момента вступления данного документа в силу. Горячий нрав бывшего сержанта Агапова взыграл снова, но ошейник с него так и не сняли, и тот оперативно предупредил о возможном всплеске, вновь сдавив горло железной хваткой. А пока Юра откашливался и унимал боль в саднящей гортани, на него громко орал полкан предпенсионного возраста. - Нрав свой будешь дома показывать, сопляк, а не передо мной тут комедию ломать! Приказ был! Приказ! Мне вот вообще похуй, и если бы я решал, я бы тебя прямо к Шайтану отправил, если ты убиться об него так хочешь. Но тут русским по-белому сказано - домой! Всё! Теперь ты гражданский! А теперь пошёл отсюда вон! Исса Ахматович пояснил это решение более сдержанно. - Согласно приложению к Женевской Конвенции о людях с активным икс-геном, их участие в военных конфликтах регулируется по особому принципу. То есть только в составе определённых спецподразделений и только по военным объектам, без малейшего риска для некомбатантов. А на этой войне не всегда даже понятно, кто там комбатант, а кто нет. Дудаевцы, как вы знаете, очень любят прикрываться мирными населением. В общем, ваше участие в войне может быть поводом для большого скандала, и вас отстранили от участия по политическим причинам. Смиритесь.
Юра покинул Чечню через несколько дней, так же, вместе с несколькими десятками незнакомых ему солдат. Небольшая толпа скучковалась у сваленного в общую кучу багажа. Кто-то радовался, что выбрался живым из этого ада - они смеялись, пели песни под гитару, прощались с боевыми товарищами и обещали обязательно как-нибудь встретиться. Некоторые молчали, и с отстранённым лицом высаживали сигарету за сигаретой - Юре казалось, что он даже может точно сказать, кто из них вернётся сюда, не найдя места на Родине. И в каждом лице мерещились ему погибшие или пропавшие товарищи, с которыми он должен был покидать Чечню вместе. Сами демобилизованные бойцы косились на Юру с недоумением и опаской - с него так и не сняли надоевший уже за всё это время ошейник. Терпеть его пришлось весь долгий полёт на военном борту из Моздока до самой Москвы. Уже в аэропорту к нему подошёл какой-то боец в снаряжении "Оцелота", и при помощи специального ключа разомкнул и забрал себе это варварское средство контроля. А затем, угостив Юру сигаретой, выдал ему своё напутствие. - Запомнил, как "слюнявчик" сидит? Вот и смотри, не балуй, служивый. Счастливо.
Дальше надлежало получить свои "боевые". Это тоже было сопряжено с трудностями - кассу Агапову пришлось искать самому. В огромном, оживлённом городе, после двух лет в "поле" и четырёх месяцев комы на бойца порой накатывала паника, которую надлежало подавить. Когда ты уже привык, что каждое здание, каждое окно может быть огневой точкой, на открытых пространствах у Агапова нет-нет, да пробегали нервные мурашки. Чуткий слух, привыкший вычленять из окружающей обстановки любые мельчайшие звуки, был задавлен городским шумом, а от любого резкого звука вроде автомобильного клаксона, сирен или визга тормозов тело рефлекторно пыталось броситься наземь и откатиться за укрытие. А ведь на носу, как оказалось, был Новый Год! Пару раз нервы Агапова были проверены на прочность детишками с петардами. В кассах Юра обнаружил огромную очередь молодых людей в пятнистом камуфляже, которые с кислыми минами стояли у закрытого наглухо окошка с табличкой "Денег нет!". Узнав у ребят, что в кассе кончилась наличка, и прикинув, что ждать столько он не может, Юра пошёл прямо к начальству. Начальством был толстый, как и подобает тыловым воякам, усатый мужик с майорской звёздочкой на погонах, и он сразу дал понять, что если Юра хочет денег сразу - придётся делиться. Чёртов майор отъел почти что пятую часть его "боевых", которые и так оказались не то, чтобы и большими. Да и даже с этим возникли проблемы - Юра ведь числился пропавшим без вести, а им деньги были не положены, и пришлось ещё пройти пару кругов бюрократического ада, прежде чем ему навалили в спортивную сумку ворох запечатанных денежных пачек. Другие солдаты провожали Агапова злыми и завистливыми взглядами.
А дальше был поезд до Энного. Вагон был практически пустым - на этот маршрут было мало охотников садиться. Тут всего-то и было, что какой-то лысый мужчина, небольшая семья, и трое солдат, уже отмечавших возвращение домой. Заметив Юру, они пригласили его к столу, угостили и даже одарили сигаретками. Юре досталась предпоследняя, а последнюю вытащил сам хозяин пачки, после чего сунул её в нагрудный карман. - Я пачки сигаретные никогда не выбрасываю, после одного случая. - Рассказывал он. - Мы тогда схроны бандитские искали по горам да аулам, ну и по ходу дела молочка неудачно попили. Всех нас тогда пронесло люто. Маршрут нашего патрулирования любой боевик бы вычислил по коричневому следу. Ну а подтираться-то тоже надо? А чем? Кругом горы да скалы, и ничего больше. А я тогда курил, а пачки всё время забывал выбрасывать. Вот этими пачками-то и... С тех пор всегда ношу с собой одну-две. Просто на всякий случай. Когда боец рассказал эту историю, повисло долгое, задумчивое молчание. Другой боец, что нежно обнимал свою гитару, прошедшую с ним всю войну, перехватил её поудобнее, и прошёлся пальцами по струнам, извлекая давно знакомые всем аккорды. - Но если есть в кармане пачка сигарет... - Пропел он негромко. - Значит всё не так уж плохо на сегодняшний день! - Закончил за него хор из остальных солдатских глоток, и за ним последовал взрыв смеха.
Компания распрощалась уже на перроне Энского ж/д вокзала. Нетвёрдо державшиеся на ногах солдаты обменялись прощаниями и разбрелись кто куда, навеки исчезая из жизней друг друга. А у Юры в голове не осталось и капли хмельного дурмана - взор был замылен, но разум пребывал в кристальной чистоте. Поезд прибыл глубоко за полночь, и погружённый в ночную тьму Энный был тих и безмолвен. Огни фонарей разгоняли темноту желтыми ореолами электрического света. Воздух наполняли противные мокрые снежинки, таявшие в тот же момент, как касались асфальта. Пели свою извечную песню ночные сверчки. Воздух был свеж и холоден, и даже казался каким-то родным. Юра был дома.
И теперь ему оставалось понять, что с этим фактом делать.
|
А мы пойдем с тобою, погyляем по тpамвайным pельсам, Посидим на тpyбах y начала кольцевой доpоги. Hашим теплым ветpом бyдет чёpный дым с тpyбы завода, Пyтеводною звездою бyдет жёлтая таpелка светофо-оpа.
Возвращаясь домой, Светка негромко напевает, чтобы не было так скучно. Она понятия не имеет, который час, так что не рискует радовать обывателей своими выдающимися вокальными данными. Трамваев в Энном не водится, Светка их только в кино видела. Но гулять по железнодорожным рельсам ей всегда нравилось.
Город уснул, лишь изредка посылая навстречу одинокой путешественнице своих эмиссаров. Да и те мирно проходят мимо, не выказывая никакого интереса к подростку в чёрном неопределённого пола. Войдя в город, Стрела тут же натянула маску обратно: мало ли.
Однако всё тихо, и это радует. Хватит с неё на сегодня движняка! Сейчас ещё предки устроят... Светка представляет выражение маминого лица, и ей хочется малодушно пробраться в свою комнату через окно, забраться под одеяло, притвориться, что она уже давно здесь, и чего её вообще ищут... Только это тоже не прокатит. Что ж, бесстрашной охотнице на маньяков не к лицу бояться каких-то разъярённых родительниц, верно? Светка так не думает, зная, что доведённая до точки бурления мама способна выдать стране угля, и мало не покажется. Однако это всё-таки мама, она не убьёт и не запрёт в клетку. Максимум в комнату, из которой дочь давно научилась выбираться. А ещё завтра математика, которую Светка терпеть ненавидит и вечно откладывает на последний момент. Отложила её и сегодня, надеясь быстренько расправиться с дурацкими уравнениями после ужина. Ага, десять раз! Придётся завтра лихорадочно списывать на перемене у Юльки, подруги с первого класса. Последние годы Юлька отдалилась, предпочитая гулять с парнями вместо подруги детства. У Светки тоже нарисовались другие интересы. Однако сидят они по-прежнему за одной партой. Юлька понятия не имеет, чем занимается её соседка по вечерам.
Размышления о школьной жизни уводят Светку всё дальше от образа Стрелы. Сейчас она - обычный загулявшийся тинейджер, напрочь забывший о времени за своими суперважными делами. Нет никаких героев, да и маньяков нет. Сила дремлет внутри, и кажется, что её тоже совсем нет. Только Светка знает, что это не так. Другие не знают. И правильно, ни к чему.
Она едва не забывает избавиться от следов крови на руке. Остановившись у парадной, сосредоточенно трёт подтаявшим снегом засохшую кровь, морщится от царапающих кожу острых льдинок. Случайно повернув голову, замечает неподвижную фигуру на лавочке, которую папа, будучи в редком хорошем настроении, как-то окрестил насестом виверн. Виверны, как известно, фэнтезийные чудовища, плюющиеся ядом. Папа, очевидно, не испытывает пиетета к старости. Сейчас "насест" занят одиноким дедом. Светка сперва напрягается, вспомнив другого Дедушку, затем молча кивает старику и продолжает своё занятие. Ему явно глубоко поровну на юную соседку - а та уже сыта по горло мудростью предыдущих поколений. Дед неуловимо напоминает Экзекутора, так что даже не по себе становится. Только это точно не он.
Встряхивая онемевшую от холода руку, Светка входит в парадную и медленно поднимается на родной четвёртый этаж. Из подвала тянет сырой извёсткой: запах, обожаемый с детства. Стены щедро покрыты наскальной живописью. Когда-нибудь археологи будущего раскопают культурный слой конца двадцатого века и будут долго удивляться, кто такая Алекса из 9В и почему так важно, что она не отличается разборчивостью в выборе половых партнёров. Но пока это не важно никому, кроме разве что самой Алексы, которая регулярно появляется на лестнице с бутылкой растворителя, и её многочисленных поклонников, которые столь же регулярно наведываются к её месту жительства с маркерами.
Оставил кто-то послание и для Светки. Она сильно взволновалась тогда. Всё ждала, что будут новые тайные знаки. Однако ничего так и не появилось. Повинуясь неясному внутреннему порыву, она достаёт свой чёрный маркер и быстро пишет рядом с сердцем печатными буквами: "Who are you?". Портить стены нехорошо, и Светка никогда прежде не прикасалась к облупленной зелёной краске - но всё когда-нибудь случается впервые.
Из-за двери родного гнезда доносятся не предвещающие ничего хорошего звуки. Сунув раненую руку в карман и прижав её к телу, чтобы порез не бросался в глаза, Светка открывает дверь, просачивается в прихожую. Голова заранее опущена, демонстрируя раскаяние. Да, она в курсе, что поздно. Да, ей стыдно, очень. Да, нет ей прощения, это она тоже знает. Но орать-то так и трясти зачем?! Вот же она, ничего не случилось! От неожиданности Светка ещё не знает, как реагировать, однако явление отца даёт краткую передышку. Он вроде бы на стороне дочери, и сей факт вместе с нависшей угрозой домашнего ареста толкает ту на безумное откровение.
- Мама у меня парень есть! - выпаливает Светка на одном дыхании. Это была, пожалуй, самая неудачная придуманная отмазка, и именно она, как назло, выстрелила в самый неподходящий момент. Однако отступать уже поздно. - Мы с ним гуляли, всё в порядке! Просто забыли о времени. И он не наркоман!
Он - палач из позапрошлого века, рыцарь на чёрном коне, убийца детей и друг ворон. Благородно спас свою даму сначала от маньяка, затем от милиции, увёз в леса и забыл доставить назад. Пожалуй, выяснив такие подробности, мама согласилась бы на наркомана. Экзекутор, конечно, был бы крайне удивлён, услышав, как его обозвали - но это маленькая мстя за "ребёнка", о которой он никогда не узнает. А парень у Светки рано или поздно и так появится.
- Вы лучше мне часы купите, чтобы я знала, который час, - она переходит на примирительный тон.
|
Попытка быстро перевести тему и заговорить жене зубы не очень-то сработала. Люда знала своего мужа давно, и знала о его склонности быть активистом. Раньше ей даже нравилось, что Василий именно такой - неравнодушный, готовый действовать. Но в эти лихие годы это было не самое лучшее качество для человека. Излишняя рьяность была опасной - сколько было историй о том, как люди теряли работу, пытаясь защитить свои права, или гибли, спасая от уличного грабежа случайных встречных. Наконец, он помнил, какая тень пробежала по лицу Людмилы в тот раз, когда она услышала о гибели неблагополучных соседей от "неисправной электропроводки". Она так ничего и не высказала в тот раз, но с тех пор он всегда ощущал некое отчуждение, возникшее между ними. Его жена всерьёз начинала бояться, то ли его, то ли за него. Впрочем, позорное бегство на балкон вполне помогло - Люда только вздохнула, взглянув мужу вслед, и подошла к Насте, включившись в процесс готовки.
Идти в музей вечером, когда уже темнеет, было идеей не из лучших, так что пришлось оставить визит в культурное заведение на следующие сутки. Поэтому Василий остался дома, наслаждаться ужином, а потом лежал рядом с женой и мучительно о чём-то думал, медленно засыпая под звуки работающего телевизора. Кажется, какая-то конспирологическая передача про Распутина. ------------------------------------------- Следующий день, к счастью для Василия, был выходным. Как и обычно. он проснулся раньше всех. Людмила спала своим беспокойным и тревожным сном заболевшего человека. Настя, как обычно, сползла с подушки и завернулась в кокон от одеяла, высунув оттуда одну ногу. Решив не будить домашних, глава семейства Поповых тихо, словно диверсант, прокрался на кухню, и быстренько заделал себе чаю с бутербродами. Расправившись с этим нехитрым завтраком и обеспечив себя силами на первую половину дня, он так же тихо, стараясь не шуметь, собрался, прихватил с собой цинковый патронный короб с медалями, и покинул квартиру. Утро выдалось морозным и влажным. Шел мокрый снег, под ногами неприятно хлюпало, а во дворе было пустынно и немноголюдно. Отправившись на автобусную остановку, Попов обнаружил там следы давешнего пожара. От ларька остался только почерневший от копоти корпус, обтянутый по кругу двухцветной красно-белой лентой, треплющейся на ветру. Возле остановки был припаркован милицейский "Бобик", и двое служивых в шапках и толстых куртках ежились и покуривали, непонятно чего ожидая. У одного под мышкой был зажат планшет, в котором, надо думать, была уже пара листов свидетельских показаний. До уха Попова донесся обрывок фразы. - ...суки, блять, малолетние. Возомнили себя...
Автобус подъехал через пять минут, и Попов забрался в полупустой салон. Ему предстояла сорокаминутная поездка по городу с созерцанием одинаковых серых пейзажей. Сначала центр, с этим новомодным клубом. Потом спальный район, очень похожий на тот, где жил сам Попов. Потом - полузаброшенная часть этого же района, на которой в автобус ввалился громкий и зловонный бомж, начавший клянчить у пассажиров мелочёвку, и рассказывать о том, что при СССР он был младшим научным сотрудником НИИ и изобрёл генную бомбу. - Я вертел судьбами людей! - Пьяно гундосил он, плюхнувшись на свободное сиденье рядом с какой-то женщиной. - Судьбами миллионов! А теперь... Теперь... - Махнув грязной ручищей, перевязанной тряпкой, он откинулся на сиденье и захрапел.
Автобус покинул черту города. За окном проползала свалка, бывшая когда-то одним из испытательных полигонов НИИ. На ней бомж очнулся и, ругая пасажиров за то, что не разбудили, вывалился на остановке. Потом был частный сектор - на этой остановке начали вылезать пожилые, которые весь рейс только и говорили, что о влиянии лунных фаз на процесс роста сельскохозяйственных культур. Вообще, Попову много раз говорили, что лучше бы ему жить в частном секторе - там, дескать, и воздух свежей, и шума меньше, Люда бы враз на поправку пошла. Но Попов смотрел в окно, и видел примерно в километре отсюда три полосатые трубы, чадящие в небо огромным чёрным облаком, и его брали сильные сомнения. Посёлок "Лазурное" автобус миновал стороной, а жаль - места там были красивые. Только вот загородили всё заборами, зажравшиеся сволочи, чтоб простых людей не пускать. Ну а дальше... Дальше был музей.
Музей располагался в бывшем имении графа Румянцева, которое во времена Российской Империи считалось страшной глушью. Но как выяснилось, руки верного палача графа из этой глуши легко дотягивались и до Петербурга, и до Москвы, и до самых отдалённых губерний. А потом и до самого графа дотянулась рука правосудия, несколько отличного от его идеалов. С графских времён тут и остался огороженный кирпичной оградой надел, отведённый под Музей Воинской Славы Красной Армии. Попов был тут ещё подростком - в школе их водили на экскурсии. Помнится, всегда было очень интересно. Едва только Попов прошел через арочный проход на территорию музея, воспоминания так и нахлынули. Помнится, раньше во дворе при музее стояла на стендах разнообразная техника, от броневика времён Революции до современных ракетных установок "Град". Пятнадцать или шестнадцать единиц техники разных эпох существования Красной Армии, из которых сейчас осталось только четыре - реактивная установка "Катюша", фронтовая полуторка, возившая хлеб через Неву в осаждённый Ленинград, полуразвалившийся самолёт, на котором забрасывали в тыл диверсионную группу "Данко", которая захватила в плен Эймунда Авеля, и лендлизовский "додж", на котором возили коменданта Энного в годы войны. Все они были накрыты брезентом, хлопавшим на ветру, и даже на оставшиеся экспонаты наружной экспозиции посмотреть было нельзя. Техника рядами выстроилась вдоль уже несуществующей дороги - от неё осталась только колея, на которой не росла трава и сорняки, густо проросшие там и тут. Дорожка прямым ходом вела к двухэтажному зданию, в котором всё ещё угадывалась его былая принадлежность. Графская усадьба монолитом стояла в центре подворья, высясь вверх во все свои два этажа с обширным балконом, стоя на прочном фундаменте, который до сих пор не подточило время. Треугольная крыша, выложенная поблёкшей под дождями зелёной черепицей, полностью накрывала здание, и опиралась на ряды четырёхугольных колонн со всех сторон. Высокое крыльцо вело к широкому входу, раскрытному настежь -собственно говоря, вместо дверей была повешена блёклая обтрёпанная клеёнка. Стены здания давно и прочно отвоевал мох и плющ. Покрытие местами облетело, обнажая кирпич. Однако здание явно не собирались просто бросить - изнутри слышались звуки, характерные для стройки, а на крыльце и балконах суетились люди в замызганных спецовках, старательно удаляя со здания следы времени, чтобы затем его реставрировать. Один из рабочих при этом был тоже из "Иксов", причём способности его были родственны способностям самого Василия - тот держал двумя руками штепсельную вилку перфоратора, а шнур уходил в окно, из которого доносились характерные звуки сверления.
- Дядь, тебе тут чего? - Окликнул вдруг Василия женский голос. Василий обернулся, и увидел просто таки гигантскую девушку. Росту в ней было добрых два с половиной метра, она была плечиста и крепка, и одета совсем не по сезону, нося лишь синий комбинезон строителя да майку-безрукавку с логотипом какой-то малоивестной трэш-металл группы. На её голове была оранжевая каска, заляпанная известью даже больше, чем спецовка, а на каске были закреплены очки. На шее болтался респиратор. Малярша, очевидно. Но чёрт возьми, выглядит она как натуральная амазонка - бицепсы так и бугрятся. Но лицо её было доброжелательно и улыбчиво. - Что, заблудился чтоли? - Осведомилась девушка, без видимых затруднений державшая под мышкой два бумажных мешка с известью. - Или на работу по объявлению?
|
|
|
|
|
|
|
-
Сам попросил начать ветку с плена после жестокой травмы, а потом сам же надулся, чего это связанный персонаж с кучей переломов не может всех поубивать. В результате заглох на третьем посту. Зря только время тратил на продумывание истории.
|
- Инструменты при тебе? - Тесак, нож да полная фляга пойла - что еще доброму молодцу надо,- расхохотался Волк. - А мне еще зайти в пару мест нужно будет, попрошу добрых людей показать где злые дяди живут. - Валяй, дружище. Я буду ждать тебя тут.
***
Эта алхимическая лавка не имела ни вывески, ни мальчишки-зазывалы, который вопил бы о низких ценах и широком ассортименте. Все, кому могли бы пригодиться местные товары, знали об этом месте и так. Заправлял ним некто Гассир, по крайней мере, люди говорили, что зовут его так - сам он на памяти Шона ни разу не представлялся. Толстый человек с очень смуглой кожей, выбритой наголо головой и косым разрезом глаз - выходец из дальних восточных стран, он не отличался разговорчивостью. Каждый раз, когда Дублон оказывался в его лавке, Гассир тихо наигрывал какую-то необычную мелодию на заморском инструменте с множеством струн, отсутствующим взглядом уставившись куда-то в пространство. Несмотря на прострацию торговца, пришедших не покидало ощущение, что за ними пристально следят. У Гассира было по шесть пальцев на каждой руке. Говорят, он сделал это при помощи трансмутирующих зелий, дабы лучше играть на этом странном инструменте. Чтобы попасть в лавку Гассира, нужно было найти один малоприметный поворот в узком безымянном переулке в трущобах Саутпорта, недалеко от доков. Поворот этот заканчивался тупиком, а по правую руку в одном из зданий были ступени, ведущие вниз, к дверям в подвальное помещение. В отличие от обычных торговцев, Гассир открывал своё заведение вечером, а закрывал утром. Толкнув тяжёлую обитую металлом дубовую дверь, Шон оказался в небольшой тесной комнате. Чтобы войти ему пришлось пригнуться. Напротив был прилавок, на котором, слегка загораживая обзор, стояли пять колб с отрезанными головами каких-то людей. Ходят слухи, что это головы глупцов-грабителей, попытавшихся вломиться в лавку Гассира. Другие же говорят, что это - ингредиенты для каких-то жутких отваров. Гассир же никак не комментирует данные аксессуары, отмалчиваясь на вопросы ни к месту любопытных посетителей. Алхимик как обычно наигрывал какую-то таинственную мелодию на своем необычном инструменте, плавно покачиваясь на стуле. За его спиной стоял большой шкаф, заставленный мутными и пыльными колбами с не менее мутным содержимым, какими-то растворами, заспиртованными животными и еще Многоликий знает чем. Слева от шкафа была запертая дверь. На приход покупателя Гассир не отреагировал ровным счетом никак, продолжая двенадцатью пальцами перебирать струны.
|
|
-
Затягивает игру по черному, выдавая пустые резолвы раз в неделю, при этом умудряется зазывать народ, одобрять заявки, дожидаться поста, после чего вообще никак не резолвить.
|
Жарко, адски жарко, жарко так, что не чувствуешь тепла. Потому что его нет, есть только пекло. Когда небо потухло под клубами смертельной черни, когда с неба стал падать гиганскими снежинками чёрный "снег", когда каждый вздох завершался жутким кашлем, стало ясно, что пожар оказался сильнее, чем его ждали. Его мощь, съедая на своем пути всё живое, позарилась на бесплодную землю, будто чувствуя, что там есть где поживиться. Обливаясь водой и закрываясь простынями, люди надеялись, что вот-вот смертельный вихрь свернёт по бокам их защитной земли и пойдёт прочь стороной, туда, где есть пища лесная, что ветер поможет быстрее снести этот ураган в стороны. Но завеса дыма не давала кислороду пробиться к людям, давая им время на жизнь, время на это ожидание. Несколько человек сорвались с места. Слава не успела заметить в какую сторону они рванули, но надеялась, что навстречу пожару, что против ветра. Когда загорелась одна из машин, а пожар начал огибать их котлован, ища новый путь, решительность появилась и у оставшейся кучки людей. -Делайте как я! - крикнула Слава. Она окунула покрывало в остатки воды и обернула себя с головой, предварительно выбрав относительный просвет в завесе огня и дыма, где стена огня стала истончаться за неимением горючего - надо туда, туда, где страшно. Слава рванула туда, откуда пришла смертельная волна пожара. Этот хищник начал огибать место раскопок, а люди неслись обезумевшие навстречу выжженой земле. Адреналин в крови не давал возможности остановиться ни на секунду, разрывая в клочья покрывало на себе, перескакивая через невидимые преграды, экономя последние искры разума проскакивали они через ворота ада. И долго бежали по выжженному, оставляя жуткие клубы пепла, цедя остатки кислорода сквозь ткань, которая уж трухой сыпаться стала от жара, иссушившего последние капли влаги из него. Слава бежала, пока сознание не покинуло тело. И...и вот он дом, вот аллея липовая, липовый цвет кружит голову, делая тебя сумасшедшей. И идти по алее спокойно нет сил, хочется бежать в препрыжку, подпрыгивать за опустившимися ветками, ухватить цветок липы и прижать к носу, вздохнуть медовый нектар, так чтобы голова закружилась от счастья, от свободы, от весны...и ты улыбаешься прохожим и они в ответ улыбаются и знаешь ты, что всё у них будет хорошо...
|
|
|
-
Нападение на сопартийца и регулярные попытки устроить срач, при том, что заранее было объявлено, что в игре этого быть не должно. В общем хреноватый игрок.
-
Достойно.
-
Поддерживаю. Достойно.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Порт Мор был местом, куда маг хотел попасть очень давно. Вот уже год он планировал заехать сюда, чтобы пробежаться по местным лавочкам и увидеть привезённые из-за моря редкие травы, настои, эликсиры и артефакты. Он оделся, оставив своего брата в комнате, спящего после очередной бурной ночи. Даэраден никогда бы не признался бы себе, но он завидовал своему близнецу. С самого детства они были вместе и всё же порознь, раз за разом волшебник замечал, как растёт непреодолимая пропасть между ними, которую Дарен наотрез отказывался видеть. Маг постоял на пороге ещё пару томительных секунд, наблюдая за здоровым, не знающим болезней воином, а после, тихо прикрыв дверь, отправился в квартал доков. Место, скажем прямо не самое лучшее, особенно для обладателя белой бархатной мантии и не только потому, что она могла легко испачкаться об бродяг и нищих – неизменный контингент для подобного места, но и из-за того, что притягивала к себе не нужные взгляды. Пройдя всего пару десятков метров, маг выругал себя за непроницательность. Ему стоило не одевать её вовсе и обойтись обычной одеждой. Но была вероятность наткнуться на кого-то из волшебников, и вот тогда он бы точно получил кучу проблем на свою голову. - Как меня это всё уже достало, - прошипел Даэраден, медленно проходя сквозь толпу. Маги всегда внушали людям благоговение и страх. Это было естественно, ведь большая часть этого города наверняка не умела читать даже на общем, не говоря уже про язык аркан, которым владел каждый, даже самый юный волшебник. Мысленно повторив про себя слова охранных и боевых заклинаний, маг использовал то, что отвечало за понимание иных языков…. Почти сразу же до его слуха донёсся голос одного из цвергов. Устремившись в нужном направлении, Даэраден не мог не радоваться тому, как его обтекала толпа, боясь, приблизится к магу с натянутым на голову капюшоном. Дойдя до места назначения и перекинувшись парой фраз, волшебник быстро перешёл на общий, довольно чётко объясняя, что именно он ищет. У дварфа оказалось несколько редких и нужных магу растений, которые торговец довольно легко согласился обменять на те, что были заботливо собраны и высушены Даэраденом. Иногда юноша сам не мог объяснить свою тягу к целительству. Он даже пришёл однажды в храм Сель. Это было самой большой ошибкой в его жизни. Безумные жрецы указывали на него пальцем и хихикали за спиной. Им было крайне забавно наблюдать за молодым человеком, чьи волосы были непогодам белы словно мел. Правда, никто не посмел ни преградить ему дорогу, ни выгнать из храма. - Дарен, наверное, посмеялся бы надо мной, если бы узнал, - тихо пробормотал себе под нос волшебник. - Вы что-то сказали, господин маг? – тут же угодливо осведомился цверг, надеясь выторговать у колдуна ещё парочку столь же качественных трав. Но волшебник лишь поблагодарил торговца и отправился дальше. В порте не было открытого квартала или даже улочки, посвящённой магии, всё приходилось искать своими силами, полагаясь на собственное чутьё и нюх. Он пару раз забредал в сомнительные заведения, в которых местные торговцы клялись, что тот или иной предмет был создан во времена последней войны и стоит баснословных денег и только из глубокого уважения к белым магам, торговец был согласен «оторвать от сердца» такую ценность. Впрочем, Даэраден лишь морщился, ведь он как никто видел, что все так называемые артефакты, медальоны, да кольца – обычные подделки. Пустышки, рассчитанные на легковерных глупцов. Лишь однажды маг остановился и к своему удивлению у оружейной лавки. - Это место больше подошло бы моему братцу, - хмыкнул волшебник, но всё же вошёл. Зов зачарованного металла оказался сильнее доводов разума. Маг думал, что найдёт изукрашенный клинок для близнеца, какого же было его удивление, когда то, что он чувствовал, излучал обычный на вид серебряный кинжал. - Да вы шутите, - тихо шепнул он, но уже через пару минут вышел из лавки, пристраивая покупку на кожаных ремнях к своему запястью. – Магам не полагается оружие, зачем он мне? Даэраден долго и бессмысленно убеждал себя, что только зря тратит время. В ближнем бою от него не будет никакой пользы и всё же… Учитывая, что в городе волшебнику почти ничего не угрожало. Он уже собрался было выудить из сумки свиток с очередным заклинанием распознания, когда приступ накрыл его. Маг закашлялся и прислонился к стене, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь взять под контроль магические потоки, вступившие в очередной с его кровью. - Вот так всегда, стоит мне лишь немного расслабиться, как она настигает меня, - едва слышно прошептал волшебник, стирая кровь с губ и пряча мягкую тряпочку в сумку. Он критически оглядел свою мантию на наличие алых капелек и лишь не найдя ни одной удовлетворённо кивнул и поспешил к местной гостинице, в которой они с братом сняли комнату. Переговорив со своим близнецом, маг с облегчение вздохнул, когда уплетавший вторую тарелку позднего завтрака воин вызвался разузнать о возможных контрактах. Даэраден взял себе булочку с корицей и яблоками и поднялся в их комнату. Выложив из сумки свои приобретения, маг принялся изучать свойства купленного растения. Примерно через час, он уже твёрдым шагом отправился на поиски продавшего ему траву дварфа, намереваясь прикупить побольше стебельков этого растения. Затем его внимание привлекла ещё одна лавка, в ней волшебник нашёл небольшую книжицу с описанием местной флоры, написанную довольно известным травником. Не долго думая, Даэраден позволил себе и её. Далее он занимался тем, о чём обычно забывал его любивший кампании братец. Пройдясь по рынку, маг заказал провизию на двухдневный переход до Штернфорта. Волшебник рассчитывал как можно быстрее добраться до столицы герцогства и погрузиться в изучение новой книги и смешивание для себя новых лекарств. Ближе к вечеру маг уже настолько выдохся, «бегая» по порту, что был несказанно рад увидеть Дарена, разыскивающего его в алых лучах закатного солнца. Близнец нашёл целую кучу различных заказов и работёнок едва ли не со всех концов королевства. Волшебник очень внимательно слушал, прикидывая вероятности и возможную выгоду от каждого из них, пока брат не растрепал о странном заказе от герцога. «То что надо» - ухмыльнулся маг, как раз подготовивший всё к утреннему отъезду. Он давно прикидывал в уме, как именно затащить Дарена в нужный ему город так, чтобы он решил, что это его собственная идея, а Даэраден тут вовсе был бы не причём, и мог спокойно поработать, избавившись от близнеца ещё на некоторое время… Утро выдалось довольно прохладным и потому маг только сильнее кутался в свой плащ с меховым подкладом. Когда же к полудню они увидели впереди небольшую деревеньку, волшебник уже порядком вымотавшийся от быстрой скачки предвкушал бокал холодного вина со свежим, ещё тёплым хлебом, но что-то насторожило его. Он не сразу даже понял, что именно. Обычная деревенька, ну разве что ворота закрыты, так может гоблины где-то поблизости, а потом до него донёсся он…. Запах, который Даэраден больше никогда и не с чем не спутает и всё же глубоко внутри затрепетавшего сердца жила маленькая искорка надежды, что он ошибся, что это не тот сладковатый аромат смерти, что был столь противен волшебнику. Он тихо произнёс заклинание. Магия послушно отозвалась на его голос, но Даэраден не спешил. Что-то было не так… - Почему так тихо? – спросил он сам у себя и тут же понял ответ. Нет. Он не ошибался, и всё же… нужно было проверить, вдруг ещё остались выжившие, те, кого он сможет спасти. Потушив магию так и не сорвавшегося с его рук огненного шара, что должен был подпалить проклятое богами место. Волшебник попросил брата отворить дверь и отойти. Создав вокруг воина магический барьер, Даэраден едва сдержал подкативший к горлу приступ. Слова заклинания привычно стёрлись из его памяти, превратившись в жалкие несвязные обрывки. Волшебник, конечно, мог достать свою книгу и заучить его заново, но на это бы ушло слишком много времени, к тому же он не особо-то и переживал за себя, но ему не хотелось видеть в очередной раз сострадальческую гримасу на лице братца, переживавшего за него и сочувствующего необходимости тратить столько времени на защиту. Маг мотнул головой и капюшон сполз, подставляя его бледную кожу тёплым солнечным лучам. «Всё же даже не использованное заклинание заставляет меня страдать. Не хочу, чтобы он знал об этом!» - фыркнул Даэраден спешиваясь. Он расчехлил притороченный к седлу посох и на секунду замер. Магическая волна пробежала по телу снова и затихла. Стоило волшебнику только войти в поселение, как всё встало на свои места. - Чума, - едва слышно прошептал маг. Он прошёл до таверны и заглянул внутрь. Там он наткнулся на девушку, которую болезнь лишь едва, коснулась. Всего несколько часов, но первые признаки в виде пота на её прекрасном личике, тут же бросились волшебнику в глаза. - Сколько заболевших? Где они? Сколько осталось таких как ты, способных стоять на ногах? – быстро задавал вопросы Даэраден полушёпотом, но девушка лишь покачнулась и стала оседать на пол. Магу ничего не оставалось, как подхватить её. «Дурак! Что же ты делаешь?» - кричал его внутренний голос, но было уже слишком поздно. Он коснулся горящего лба красавицы своей прохладной рукой и, вздохнув достал розовые лепестки. Осыпая ими девушку, волшебник зашептал заклинание сна, чтобы облегчить муку, появившуюся на её лице. «Если работать быстро, то болезнь отступит ещё до заката», - Даэраден вздохнул, похоже, изучение нового растения и книги придётся отложить. «Нужно отослать Дарена и лучше за жрицами». – Только от одной этой мысли маг скривился, как от сильной зубной боли. Разобравшись с близнецом, волшебник развеял щит, отпустив удерживающую его нить, и едва не упал. Тяжело опираясь на свой посох, маг едва мог вздохнуть. Острый приступ кашля скрутил его. Взяв со своей кобылки сумку с лекарствами, он медленно поплелся обратно в ворота, начав отсчитывать оставшееся у него часы жизни…
Время же, которое в своей извечной манере тянулось нарочито медленно, не прибавляло волшебнику настроения. Однако уже через пару часов, когда в конец измотавшемуся Даэрадену помогали две огромные детины, легко освободившиеся от удушающей хватки смерти, улыбка заиграла-таки на губах белого мага. Погрузившись в борьбу со смертью, он даже позабыл о необходимости стирать кровь. Приступы учащались, а суетившиеся вокруг странного лекаря верзилы с удовольствием выполняли за него всю грязную работу, они видели, что чужак, кем бы он ни был, спасал их односельчан и потому старались быть как можно более полезными, несмотря на свои не особо развитые умственные способности. «Ещё час, может два, и я стану следующим» - тихо напомнил себе маг, закрывая тело одной из умерших женщин белой простынею. Этот бой он проиграл. Да, Даэраден не знал ни одного исцеляющего заклинания, да и не был уверен, что такие вообще существуют. Жрецов Сель наделала подобной силой их богиня. Её маг уважал и сам просил у неё помощи для этих людей, так как умел. Дарен ещё не вернулся, а волшебник уже едва держался на ногах. Деревня медленно воскресала. Маг по капле отвоёвывал её у чумы. Да, не многие смогли подняться и помогать своим родным, друзьям и соседям, но те же, кто благодаря колдуну пошёл на поправку, уже начинали наводить порядок, и складывать погребальный костёр, куда оттаскивали вещи больных и умерших. Перед глазами вдруг поплыли круги и волшебник покачнулся. Он принял лекарство почти сразу, но оно не могло помочь ему, слишком слабым было тело, чтобы победить страшную болезнь, пусть даже и с помощью специальных отваров. Маг покачнулся снова, когда его коснулась чья-то рука. Он почувствовал проникновение чужой энергии, приятной, опьяняющей, очищающей. - Здесь всё, идёмте дальше нужно проверить ещё несколько домов. У кого остались ещё силы – помогайте тем, кто идёт на поправку. – Чистый мужской голос командовал приведённой близнецом оравой монахов, не на шутку испугавшихся страшного слова – чума! Волшебник некоторое время просто растеряно стоял возле крепко спящего мужчины, судя по закопчённому лицу – кузнеца и смотрел на закат, сочащийся сквозь мутную слюду окна. - Спасибо, - раздался позади женский голос. Обернувшись, маг увидел ту самую девушку, которую он усыпил в таверне. На её щеках горел здоровый румянец. По-видимому, она выкарабкалась и теперь хотела лично отблагодарить спасителя. - Не… стоит… - с трудом прошептал Даэраден, а после почувствовал на своих губах сладкий вкус девичьего поцелуя. Жар охватил юношу, но не от болезни, им овладевало желание. Он едва мог противиться ему. Притянув девицу ближе, волшебник искренне наслаждался её объятьями, обнимал, ласкал кожу, играл с волосами, пока внутри сознания не подняла голову ставшая уже привычной магу пустота и холод. - Нет! – выдохнул он, не сильно отталкивая красавицу, та лишь пожала своими нежными плечиками и выбежала из комнаты, спеша по своим делам. Маг вздохнул, а потом он увидел брата, или так ему только показалось, потому что мир вдруг померк, лишившись всех красок и, сознание волшебника покинуло своего хозяина. Отправляя измученное магией и болезнью тело в глубокий обморок, сменившийся не менее глубоким сном… Наступило утро. Свет солнца проник в распахнутое окно и упал на лицо Даэрадена, заставив его поморщится и открыть глаза. Маг попытался встать, но тело не слушалось. Таким беспомощным он был в последний раз сразу после неудачного испытания в академии. Прошло ещё около часа, прежде чем Даэраден смог-таки подняться с постели. Брат снял с него мантию, оставив штаны и лёгкую хлопковую рубашку. Голова раскалывалась на части как от продолжительного запоя. И, хотя сам маг никогда не пил более одного бокала вина, описанием этого чудесного ощущения с ним щедро поделился его близнец. Теперь же волшебник мог в полной мере ощутить оглушающий шум крови стучащей в ушах и качку пола под ногами. «Колдовать я точно не смогу» - хмыкнул маг и, взяв свой посох, опёрся на него, став осматриваться. Комнаты была чистой, пожалуй, лучшей в этом захолустье. Взгляд медленно скользил по пространству, пока не наткнулся на обнажённое тело девушки, сладко посапывающей в соседней постели. Волшебник, конечно же, узнал в ней вчерашнюю спасённую им деву, хотя называть её так ему вовсе не хотелось. «Хоть бы убирал за собой» - Даэраден поморщился и, фыркнув нечто невнятное, тяжело опираясь на посох, накинул свою мантию, даже не удосужившись застегнуть её, покинул комнату. Ему было сейчас глубоко плевать на правила. Он хотел найти только свою сумку, что должна была остаться внизу таверны и достать оттуда макового молока. Затуманить разум сильнее оно уже всё равно уже не сможет, но хотя бы снимет эту дикую боль и ломоту. Волшебник точно знал, что он делал и что в ближайшие три дня он не сможет колдовать. Его мозг всё также быстро взвешивал все имеющиеся «за» и «против», пока ему не подали подогретое вино. Даэраден в последний раз вздохнул и, отсчитав капли, растёкшиеся по рубиновому напитку мутной плёнкой начал понемногу пить. Слушая жалкие оправдания своего близнеца на вопрос об обнаруженной в их комнате девушке волшебник лишь поглубже спрятал своё лицо в капюшоне и тяжело вздохнул. У него не было сил на споры. Да и какой был смысл в обсуждении той, что едва не погубила мага и в тоже время подарила ему несколько настолько незабываемых моментов…. - Не важно, - наконец, произнёс пошатывающийся волшебник. – Мне нужно время, чтобы восстановится перед дорогой. Как обычно это и бывало, маг обходил больных и углублялся в лес, заходил в поле или заливной луг, искал опушки или ручьи. Ему не было дела до умиротворения или красоты. Он искал растения. Спасение селян отняло много его личных запасов, и потому юноша стремился восполнить потерю как можно скорее. «Что я делаю? Зачем мне всё это?» - тихие мысли нарушали едва различимые голоса, ухватить которые или понять речь, Даэраден не мог. Всякий раз, когда он пытался, он уходили от его сознания как вода сквозь нагретый песок. Через три дня, как маг и рассчитывал мысли прояснились, а силы восстановились настолько, чтобы он смог преодолеть пол дня быстрой скачки. По деревне с самого утра носились и кричали дети, что ужасно его раздражало, ведь он был вынужден заново заучивать слова из своей книги, чтобы иметь возможность использовать их при первой необходимости. К полудню волшебник был готов отправиться в путь. Особыми настоями он вывел со своей мантии всю грязь, и теперь она снова блистала, словно первый снег. Однако Даэраден переоценил свои силы, и потому близнецам приходилось останавливаться довольно часто, чему искренне радовались животные, получавшие по нескольку часов для прогулок по лугам. Штернфорт встретил мага холодным вечерним солнцем и тусклыми фонарями. Волшебник ужасно вымотался. Единственное, чего он желал это растянуться на постели, как и его брат. Но у него были ещё и другие дела и обязательства. Во-первых, Даэраден, как один из магов, был обязан сообщить о своём прибытии в замок, затем ему надлежало посетить академию и сообщить о своих успехах, ну и конечно, волшебник просто сгорал от желания посетить парочку известных местных лавок с магическими предметами и травами. Дарен отрубился практически сразу, что развязало магу руки. Близнец носился по городу. Ему было некогда любоваться его красотами. Он проторчал в академии добрую половину ночи. Добродетельны наставники вытрясали из Даэрадена, казалось, саму душу. До них уже долетел слух о том, что сделали близнецы, равно как и о всех их предыдущих похождениях. Пытаться отрицать что-либо, было абсолютно бессмысленно. Оставалось только слушать нотации от этих старых мешков с песком, наставляющих юношу на «путь истинный». «Забавно, что ваш путь предписывает мне стать убийцей» - хмыкал про себя Даэраден, для вида же он кивал, покорно опустив голову пониже. Он бы так и заснул, если бы ему не приходилось ежеминутно отвечать на тупые, по мнению юного волшебника, вопросы типа: «А чем ты вылечил больных?» или « А какие настои ты использовал?» или ещё смешнее: « Ты же не собирался своими деяниями унизить жрецов Сель?». Видят боги, Даэраден мечтал просто провалиться. Он уже в сотый раз корил себя за то, что не запустил в ближайший дом тот треклятый огненный шар. Но каждый раз, когда он уже был готов сорваться, мысли волшебника относили его обратно в ту комнату, где такие сладкие губы коснулись его и, почти тут же, на это воспоминание наплывало утро, где та же самая женщина лежала обнажённой в постели его брата. «Д что со мной?» - фыркнул маг. - Даэраден… Даэраден ты нас слушаешь? – продолжал тем временем один из наставников. – Как ты избежал заражения? - А я его и не избегал, - виновато улыбнувшись, ответил волшебник, отчего его коллеги в мгновение ока подались от него назад, будто от прокажённого. - Жрецы, - поспешно добавил маг, понимая какую кутерьму, могут поднять эти умудрённые годами недоучки, - они излечили меня, когда прибыли. Не думаю, что у них нашлось много работы в тот вечер, ведь к их прибытию я уже почти всё закончил самостоятельно, ну кроме тех случаев, конечно, где нужна целительная молитва. Даэраден вернулся в таверну на рассвете. Измученный и сонный, а потому не удивительно, что он проспал время, отведённое для приготовлений. Впрочем, привыкший за пару лет к походной жизни, волшебник довольно быстро привёл себя в надлежащий вид. Вот только его слегка мутило и покачивало, но разве это важно? Никого и никогда не волнуют чужие проблемы, и маг превосходно это знал. - Когда-нибудь, - прошептал он едва слышно, - когда-нибудь. Замок ничуть не впечатлил волшебника. Даэраден шел, лениво позёвывая, да одёргивая своего брата, восхищающегося непонятно чем. Он так устал, что готов был уже послать всё во тьму Хельхайма, когда им, наконец, сообщили, что они дошли до места и позволили войти. Маг только обречённо вздохнул, теперь ему придётся ещё некоторое, возможно крайне продолжительное время терпеть компанию совершенно незнакомых ему людей. Голова снова немного заныла, но это было от недосыпания, и волшебник легко вернул себе концентрацию и невозмутимый вид, а вот с подкатившим приступом справится было куда как труднее. Попридержав брата за рукав. Маг постоял с минуту и после, поплотнее надвинув капюшон на голову вошёл в залу вслед за ним. Волшебник был готов к взглядам. «Пусть рассматривают. Всё равно вам ничего не поделать с тем, что я маг, с тем, что, скорее всего герцог примет мои доводы, если об этом зайдёт речь, что…» - тут взгляд Даэрадена достиг эльфийки. Сначала он был очарован её изящностью, но после нескольких секунд мгновенно отвернулся. Вид символа Сель говорил для него только одно, - «она такая же, как и остальные жрицы», рыцарь его вообще не заинтересовал, волшебник даже не потрудился рассмотреть герб. По его мнению, в этом просто не было никакого смысла. «Сейчас это горделивое, заносчивое создание, начнёт направо и налево трещать о своём роде и подвигах. Жизнь есть честь» - уголки губ слегка дёрнулись, но это всё, что он заслуживал. Дальше был жрец Лэна, но с ним явно было что-то не так, вот только что? Загружать подобным голову сейчас не имело смысла. Даэраден посмотрел и на воина, в том была уверенность и жажда, но чего? Мести? Денег? Или всё той же доблести и славы? И, наконец, он увидел последнего гостя, вернее гостью, судя по местоположению вошедшую буквально перед ними но откуда, ведь коридор по которому они шли был длинным и открытым. «Я совсем теряю бдительность!» - фыркнул маг и отвесил присутствующим лёгкий кивок головой, когда брат-близнец представил его «достопочтенному» собранию.
-
Это длинная история из тех, для которых требуются чай и печеньки) Ну и просто титанический труд, всё это написать за один день. Извини уж, что вчера подгонял, сам от этого не в восторге. Получился классный, большой, раскрывающий характер пост. Ты молодец ^•^
-
расстарались с вводной, ничего не скажешь
|
Братья прибыли в Штернфорт поздним вечером. Позади осталась долгая, тяжёлая неделя, наполненная потом, кровью, тяжёлым дыханием и кашлем больных, а ещё тоскливой обречённостью, всё ещё мерещащейся Дарену в глазах умирающих. Они услышали слухи о том, что у герцога Штернфорта есть опасная, но хорошо оплачиваемая работа, ещё в порте Мор – маленьком торговом городке к северу от конечной цели их путешествия. В это время года там, по обыкновению, собиралась ярмарка, а значит было полным-полно странников со всех концов света… зачастую – не самого приличного и законопослушного вида, которые рады были поделиться свежими сплетнями за кружку эля, компанию и хороший ужин. Подобным же образом Дарен находил себе работу бесчисленное множество раз с тех пор, как покинул свой родной дом в возрасте пятнадцати лет и знал, что среди множества небылиц обычно можно усмотреть золотое зерно истины, сулящее большую оплату любому, кто успеет к разделке торжественного пирога и сумеет справится с возложенной на него задачей. В такие моменты воин обычно вспоминал, как движимый желанием лёгких денег, он попал прямо в войско одного барона, ныне сложившего голову на плахе: тот набирал в своё войско всех, и детей, и немощных, обещая горы золота взамен на храбрость, а в итоге… В итоге он получил свой первый меч и приобрёл бесценный опыт участия в настоящих сражениях, так что это тоже не было напрасной тратой времени. Во всяком случае, если бы Дарен и дальше оставался один, в абсолютно пустом доме, куда брат уже давно не захаживал – совсем его там загоняли, то определённо сошёл бы с ума или женился. От обеих перспектив юный Эль`Райнер был далеко не в восторге. Пока Дарен выуживал последние слухи из местных проходимцев, братишка вовсю носился по городу, выискивая на узких переулочках лекарственные травы, ингредиенты, необходимые Даэру для работы, а может и сами магические книги… хотя, как воин понимал, эти увесистые тома, которые волшебники использовали для своих заклинаний, было не так-то просто достать – во всяком случае, не в таком маленьком городишке. Дарен не знал, успел ли Даэр обойти всё и вся, но, когда он нашёл брата у одного из прилавков, обвешанного сумками с головы до ног, вид у того был довольно уставший и загнанный. Поделившись свежей информацией о возможных заказах, часть из которых маг отсеял сразу же, Эль`Райнеры единогласно остановили свой выбор на предложении герцога – обычно они не спешили браться за подобные задания, зная, что на сладкий запах наживы тотчас слетится целая толпа голодных до добычи ртов, но в этот раз всё было по-другому. Не было объявлений, расклеенных на каждом уголке портового городка, не было и множества людей, откликнувшихся на соблазнительное предложение – быть может потому, что детали заказа были и вовсе туманны. Они даже не знали, что им предстоит сделать, а гарантом хорошей оплаты выступал лишь титул правителя местных земель… которому, безусловно, можно было доверять, но, тем не менее, обычные наёмники предпочитали что-нибудь менее секретное и более простое. В конце концов, в пользу принятого решения сыграло обычное любопытство. Что же это за задание такое, о котором даже не говорят открыто? Следующим утром они отправились в путь. Расстояние от порта Мор до Штернфорта, при наличии резвой лошади, занимало всего пару дней. Дарен ожидал, что это маленькое путешествие пройдёт без проблем, но буквально через несколько часов им пришлось надолго отложить все дела и заняться спасением своих, а заодно и множества других жизней. Дорога, вымощенная гравием и камнем, следовала через совершенно мелкую деревушку. Примечательно, что данное поселение не было отмечено ни на одной карте, которые были в наличии у братьев, хотя и располагалось в непосредственной близости от порта Мор. Впрочем, пять домиков и трактир для усталых постояльцев… по правде говоря, картографы могли и вовсе решить, что это, скорее, пригород, чем полноценная деревня, достойная траты драгоценных чернил и возни с навигационными приборами. Брат почувствовал что-то неладное ещё у ветхих ворот, преграждавших путь новым постояльцам. Невооруженным взглядом было видно, что прежде их не закрывали, наверное, последние двадцать лет, отчего опоры буквально вросли в землю. Кто-то хорошенько постарался, чтобы расчистить всё это и вновь заставить работать… Воин огляделся вокруг. Не было видно ни одного человека; не слышно и голосов детей, по своему обыкновению бегающих вокруг с громкими воплями, азартно размахивающих деревянными палками, которыми малолетние герои сражались со всем войском Повелителя Тьмы, а то и с ним самим. - Как-то мне тут не по себе, - вздохнул Дарен, без энтузиазма посматривая на пустынную местность. - Поехали в обход, Даэр. Но маг лишь покачал головой и велел брату открыть ворота, после чего ждать его здесь. Дарен заспорил было, но взгляд Даэрадена, неожиданно решительный, какой-то до странного серьёзный, заставил воина спешиться и молча выполнить данные ему указания. - Только не задерживайся там надолго, - мрачно напутствовал он ему напоследок. Чуть позже он добавил. – Может, мне всё же лучше с тобой пойти? Дарен прекрасно знал, что отчего-то маг крайне не любил его в подобные моменты, но уж слишком сильно он о нём заботился. С самого детства. Спешившись, волшебник что-то произнёс на своём непонятном языке магии и вокруг воина вдруг появился переливающийся охранный щит. Мага не было около десяти минут. Когда же Даэр вновь объявился, он был мрачнее тучи. - Отправляйся в порт, немедленно, - едва слышно прошептал волшебник, как было всегда, когда его силы бывали на исходе. – Приведи жрецов Сель. - Зачем? – напрягся Дарен, делая шаг ему навстречу. – Ты… ты на ногах еле стоишь… Маг резко вскинул руку в останавливающем жесте. Его глаза гневно блеснули, как было всегда, когда близнец не делал того, что его просили сразу. - Нет! – довольно громко сказал Даэр, останавливая возможное дальнейшее продвижение брата. - Здесь чума Дарен, если она вырвется, город может погибнуть! Поспеши же! Положение было серьёзным. Взяв себя в руки, воин пообещал сделать всё от себя зависящее как можно быстрее, после чего оседлал коня и рванул обратно на север. Он понимал, что даже если не задержится в городе и на пару минут, то вернётся в деревню лишь вечером. Если же что-то пойдёт не так… Дарен боялся, что его слабый брат сам заразится болезнью. Чума убивает за пару дней – это был максимум от того времени, который был у него в запасе. К счастью, он довольно легко нашёл жрецов Сель, выслушавших его и пообещавших оказать всю возможную помощь. Они вернулись в чумное поселение поздней ночью – домашние кобылки жрецов не могли выдержать тот темп, который хотел было задать Эль`Райнер, да и его конь демонстрировал явные признаки усталости. Мрачному Дарену, напоминавшему по выражению лица ночное небо, с которого вдруг разом исчезли звёзды, приходилось медленно плестись в самом хвосте этой неторопливой процессии… к тому же, когда они, наконец, добрались до места, служители Сель не пустили его дальше памятных ворот, что ещё больше вывело воина из себя. Только спустя час, показавшийся наёмнику едва ли не целой вечностью, одна из жриц подошла к томившемуся в ожидании Дарену и сказала, что теперь он может войти. Воин едва не сшиб бедную женщину с ног и, только добежав до середины деревни, умудрился поинтересоваться у первого встречного: «А где именно сейчас белый маг»? Наёмнику кратко пояснили, что в последний раз того видели в одной из комнат местного трактира, на втором этаже. Дарену, впрочем, этого было достаточно. Уже через несколько минут он обыскивал комнаты одну за другой, пока, наконец, не нашёл то, что искал. Белый маг едва держался на ногах. В уголках губ запеклась кровь – это говорило о том, что приступы вновь посещали волшебника. - Дарен, - едва заметно улыбнулся его близнец и, теряя сознание, стал оседать на пол. Скорее всего, от усталости, ведь он всё это время боролся за жизни заболевших. И зная его упорство… воин не сомневался, что маг отвоевал сегодня у смерти далеко не одну жизнь. Впрочем, Дарен не был бы собой, позволь он ему упасть. Ещё до того, как волшебник коснулся своей головой холодного пола, Эль`Райнер подхватил его, прижал к себе и бережно перенёс в уже новую, отдельную комнату, которую ему немедленно предоставили после первого же запроса, высказанного до крайности громким и не терпящим возражений голосом. Он позаботится о брате. Как всегда. …
Было всего несколько часов до рассвета, когда Дарен спустился в общий зал. Всё ещё пустынно… неудивительно. Благодаря стараниям брата и жрецов Сель, деревня была спасена от смерти, но заболевшие люди не смогут встать с постелей ещё, как минимум, несколько дней. Даже таверной сейчас заведовала симпатичная, молодая девушка с приятными округлыми формами, стройной талией и милым лицом, усеянным веснушками – очевидно, дочь хозяина трактира. Она и раньше казалась ему прелестной, но теперь улыбка блуждала по её лицу, делая девушку ещё более привлекательной, чем прежде. - Ой, а вы тот, кто спас нас, да? – спросил она застенчивым голосом. – Это же вы привели жрецов? - Это было моим долгом, - ответствовал Дарен, приглашая даму за свой столик. – Как же ваше имя, прекрасная леди? - Азалия. - Так вот, Азалия. Да, сегодня я… и мой брат, конечно, спасли вашу деревню. Кстати, это напомнило мне одну историю, - он положил свою руку на её ладонь. – Было это три года назад… К рассвету, Даэр обнаружил в постели своего брата раздетую женщину, откинувшую одеяло в сторону и выставившую абсолютно все свои прелести молодому человеку на обозрение. Она сладко спала и, по-видимому, совершенно не стеснялась присутствия мага в этой комнате. Сам Дарен к тому времени уже давно был на улице и занимался своим излюбленным занятием – натачивал меч. - Я сопротивлялся, братец, - объяснил ему ситуацию наёмник. – Но она настоящая суккуба, ты знал? Ох, что она вытворяет в постели… Маг всё ещё был очень слаб и едва держался на ногах, тяжело опираясь на свой излюбленный посох, который везде таскал с собой. На следующий день, когда магу стало лучше, Дарен предложил ему уехать, но тот лишь покачал головой и сказал, что не оставит своих пациентов без присмотра. Каждое утро Даэраден уходил с восходом и возвращался глубоко после заката; где он был и что делал – оставалось для близнеца тайной. Конечно, жители говорили, что он помогал им и очень внимательно относился к каждому из заболевших, и всё же у воина были некоторые сомнения на этот счёт. Что, впрочем, давало ему время, которое он мог тратить так, как хотел. Они покинули деревню на четвёртый день, после полудня. По дороге братья сделали несколько небольших остановок, давая себе и лошадям отдохнуть. Таким образом, в Штернфорт они прибыли на закате шестого дня. Как выяснилось, они не только не опоздали, но даже прибыли почти точно к объявленному сроку. Оставалось переждать каких-то семь-восемь часов… что лично Дарен и сделал, сняв комнату в новой таверне и забывшись сладким сном. Естественно, наёмник предполагал, что его братец останется вместе с ним… но на утро он, успешно подняв своё непослушное тело с кровати, всё ещё сонно осмотрел помещение и обнаружил, что проснулся совершенно один. Судя по мешочку, приютившемуся в углу… которого вчера точно не было, Даэр ночью куда-то наведывался. В очередной раз. Дарен только вздохнул и, скорее просто из вредности, чем в чём-то по-настоящему упрекая, подумал о злосчастной привычке мага к скрытности, после чего спокойно оделся и занялся подготовкой своего снаряжения к предстоящей встрече. Дарен, который раньше никогда не был в настоящих дворцах, с любопытством оглядывался по сторонам. Его взгляд скользил по украшениям интерьера. Он не собирался этого делать, но всё же, мысленно прикидывал их стоимость, думая о том, что он бы неплохо зажил, будь у них с братом такая куча денег. Маг при этом постоянно его одёргивал и просил вести себя прилично: не засматриваться на служанок, оценивая их фигурки и округлости; не обращать внимания на вещи из чистого золота, стоящие просто так, для красоты, на столах и не разевать рот при виде огромных окон, украшенных разноцветной витражной мозаикой. В каминный зал, отведённый для встречи с герцогом, Эль`Райнеры вошли вместе. На Дарене были доспехи, которые он носил бесчисленное количество раз - посечённые в бою, но всё ещё выглядевшие довольно прилично. Воин тщательно начистил их, готовясь к встрече с высокопоставленным лицом. К удивлению Дарена, у него не забрали ни оружия – одноручного меча, пристёгнутого к поясу, ни кинжала, висящего там же, но, с другой стороны. Его даже не стали обыскивать. Впрочем, виной тому могло быть именно присутствие мага, как две капли воды похожего на своего брата-наёмника. В зале уже присутствовали другие гости. Дарен смерил беглым взглядом доспехи мужчины, оценив их стоимость и прикинув в уме, какого ранга перед ним находится человек. Выходило, что тот был рыцарем, а то и кем-то знатнее. Воин не знал, что и думать о нём... умелый человек в отряде всегда ценился на вес золота, но вот был ли тот таким – покажет время. Куда более долгий взгляд остановился на эльфийской женщине – жрице Сель, судя по её внешнему виду. Впрочем, та была не совсем в его вкусе… кроме того, каждый слышал, что служители данного божества загнаны в строгие рамки правил. Но воин был рад узнать, что его раны, в случае чего, не останутся незамеченными. Золотоволосый же мужчина в кожаном доспехе произвёл на него впечатление обычного, юного наёмника – из тех, которые погибают в первой же миссии. Причина заключалась в его экипировке. От многого такая броня не спасёт, это точно. Впрочем, чуть более внимательный взгляд отметил символику Лэна. Жрец и жрица… серьёзный подход к делу. По четвертому гостю, с длинными тёмными волосами до плеч, взгляд Дарена лишь скользнул. Кольчуга, клинок на поясе… хороший, добротный воин. Из тех, кто несут службу в гарнизонах различных городов и поселений. А вот кого наёмник действительно внимательно изучил, так это роскошную женщину с пышной копной каштановых кудрявых волос. Ему бы хотелось знать, какую именно роль будет исполнять эта прекрасная незнакомка в отряде… впрочем, предположения у Дарена были. Скорее всего, она такая же, как и его брат. Волшебница. - Мы тут и правда не одни, братец. Дарен, - он сделал жест в сторону, представляя волшебника в белоснежных одеждах. – Мой брат, белый маг Даэраден. Наёмник приготовился дежурно поприветствовать всех остальных и отойти вместе Даэром в сторону, подальше ото всех. Они почти всегда так делали. Его близнец не любил компанию и предпочитал быть один.
|
- Ааа! Таки молодоой человеек! Скажите пожалуйста! Не мог я сказать ничего подобного! Какие суденышки?! На моем дворе только самые лучшие корабли за которые можно говорить на этой великолепной планетке и при этом не резать себе нервы, которые и так есть где испортить, за большую сумму на документы! – в голосе старьевщика слышались одновременно и обида, и коммерческий интерес к деньгам возможных покупателей, и настороженность. – Вот только скажите своему другу, что ему срочно нужно к доктору – у него очень нездоровый вид лица, наверное он скушал несвежие пельмени в кафе у этой старой Глаши, что за углом космопорта травит крыс на остатки своих чебуреков! А за какие такие любопытности он несет весь этот задорный бред? Мы законопослушные люди, мы ничего лишнего не воруем, только то что принадлежит нам по законному праву от государства и немножечко за коммерцию! Не надо нам тут никаких новых гадостей, за разве что каталожек с описанием… Да и только для того чтобы знать, какая гадость на самом деле гадость, а за какую можно попросить у тети Глаши чаю. Ален, дорогой, а ведь ваш нездоровый друг хочет впарить мне фальшивые деньги! Так еще и за честно нажитое добро, которое я своими больными руками мол каждый вечер за целую вечность! Ви таки спросите за какую таксу я готов проверить что деньги рисовал не старый художник-плакатист Авсей Фозендович?! Так ни один здоровый человек на всех освоенных мирах не скажет что у него хватит денег! Всю эту словесную тираду Форте выдал почти на одном дыхании, не давая даже намека на возможность кому-то вклиниться в этот монолог со своими комментариями. Тем не менее, контрольная лампа на воротах загорелась зеленым, и подпружиненная дверь слегка приоткрылась, давая понять, что команда может войти на территорию склада. За дверью оказался коридор длиною около 5 метров, в конце которого была еще одна дверь, внушающая своим видом уверенность в завтрашнем дне всех, кто будет по ту ее сторону, даже если в этом коридоре окажется звено тяжело вооруженных людей. Подкрепляли эту уверенность хорошо замаскированные, но все-таки однозначно выделяющиеся бойницы по обеим стенкам коридора, и несколько в потолке. Дойдя до противоположной двери, Сол толкнул дверную ручку. С легким щелчком дверь начала открываться, и команда вышла во двор старьевщика. Тут их встречали двое амбалов, похожих на тех, из бара, но гораздо дороже одетых, и с оттопыренными полами пиджаков, под которыми однозначно были кобуры. - Ален, таки вы меня конечно можете не уважать, но таки я готов буду вам ответить тем же, хотя и с большой скорбью для моего кошелька и вашего здоровья. Но я таки не смогу вас лично познакомить с возможностью выгодно вложить несколько кредитов в светлое будущее. А таки мой помощник Изя с радостью выполнит эту нелегкую но таки приятную для всех задачу, всего за один кредит, который вы таки можете ему подарить просто так или на который потом Изя будет торговаться за ржавый гвоздь. Эти молодые люди проводят вас до трапа, где Изя уже продырявил карман ногтем от нетерпения. Изя оказался щуплым невысоким малым, совершенно неразговорчивым в отличие от Форте. Одет Изя был в летный комбинезон порядком устаревшего армейского образца, но никаких нашивок или отличительных знаков на нем не было. Оружия тоже заметно не было, но «не видно», не значит «нету». Изя скупо поздоровался с командой, и с помощью управляемых с пульта небольших дронов начал снимать брезент с кораблей. Первые две посудины – а это были именно посудины, ржавые и значительно мятые – команда просто прошла мимо. Третьим в этом ряду стоял роскошный планетарный бот, явно представительского класса, но с огромным количеством пробоин по левому борту. Затем было еще пара шаттлов различной степени помятости и целостности, один новенький, еще в упаковке, спейсбайк пятилетней давности выпуска, а так же выгоревший почти до каркаса истребитель (вроде бы…). Наконец, появилась техника, которая теоретически могла заинтересовать команду. Первым команда стала осматривать средних размеров транспортник, грузоподъемностью до 60 тонн, с системой самопогрузки/разгрузки. У него было два грузовых трюма, каждый из которых имел индивидуальную систему создания условий хранения. Теоретически на нем можно было траспортировать деликатесы и прочую снедь. Сол поднялся на борт, сопровождаемый одним из охранников, запустил пилотский пульт и выбрал встроенную программу быстрой самодиагностики систем. Через минуту на экране пульта высветился отчет, пестрящий кучей ошибок разной степени серьезности и повторяемости. Тем не менее, компьютер выдал общий итог самодиагностики: «критических отклонений нет, состояние реактора 57%, состояние системы жизнеобеспечения выше среднего, прыжковый двигатель готов к работе; до следующего ТО не более 80 суток или 40 прыжков». Из систем вооружения и защиты на корабле имелись (по крайней мере отображались в отчете) только штатные лазерные противометеоритные пушки и стандартный генератор защитного поля, правда с заводскими усилителями и почти новый. Сол в целом остался доволен отчетом, и огляделся по сторонам: не сказать, что было грязно, но уборщиков в команде прошлого владельца точно не было – в углу пультовой валялась почти разложившаяся крыса, вокруг которой кишел опарыш. Хотя трупного запаха или мух видно не было. В открытый шлюз заглянула и остальная команда, бросив беглый взгляд на убранство рубки. Чарльз даже прошел в сторону машинного отделения, попутно заглянув в одну из 10 жилых комнат, но его окликнул охранник: - Эй! Сначала покупай, или плати за экскурсию, а потом только шляйся по кораблю! Чарльз не решился спорить, чтобы не поломать будущий торг, поэтому без лишних слов покинул корабль через шлюз. - Сколько? – спросил пилот у Изи, выходя из корабля. - 16300, - пробурчал Изя. На его лице читалось явное недовольство происходящим и какая-то детская обида. – Вообще-то мне кто-то кредит обещал, - пробубнел Изя, ни к кому особо не обращаясь, но так, чтобы его услышал Сол. Второй корабль выглядел снаружи так, как будто его умышленно обжигали огнеметом: краска местами обуглилась и слезла, оголив уже изрядно поржавевший корпус. Зато нагло выступали 6 оружейных турелей – по 2 на бортах, 1 снизу и 1 сверху. Турели были явно не стандартными для этой модели, но расположены и установлены достаточно органично, что не портило вид корабля. Правда и транспортным этот корабль можно было назвать весьма с натяжкой: грузовой трюм был всего на 4 квадратных метра – туда как раз поместился бы спейсбайк Сола и пару коробок с мелочами. А еще всего 4 жилых каюты. Да и системы корабля нуждались в достаточно обширном ремонте: по крайней мере сегодня этот корабль на орбиту точно не поднимется. Из 6 установленных нейтронных бластеров три не работало совсем, один – выдавал ошибку связи с боевым пультом. Зато на корабле был сканер оружия и боевых систем, способный (из описания к прибору) сканировать пространство в радиусе 1000 км. С одной стороны не так и много, с другой – бластеры эффективно достреливали тоже примерно на это расстояние. По состоянию кают было понятно, что корабль покидали в спешке, не особо заботясь о порядке после себя. Цена была уже приятнее – всего 11 тысяч. Третий транспортник имел возможность как принять в трюм до 40 тонн груза, так и транспортировать пару небольших (до 5 тонн) сигарообразых контейнеров, которые крепились к боковым салазкам. Самодиагностика системы показала наличие на борту орбитального дрона-погрузчика (штатная комплектация), а также планетарный гусеничный транспортер. Общие системы были исправны примерно процентов на 70, хотя ошибок на дисплее было едва ли не вчетверо больше, чем в первом корабле. Смутило Сола только одно сообщение: «прыжковый двигатель не обнаружен». Хотя спецификации корабля говорили, что прыжковый двигатель из этой модели корабля демонтировать без полной разборки корпуса не возможно, да и на панели пилота горела индикация готовности к прыжку. Из систем вооружения корабль «официально» был оборудован все теми-же противометеоритными пушками, однако рядом с боевым пультом был еще один, довольно кустарно установленный, который, судя по информационным клавишам управления, позволял вести огонь из фазора. Где он был установлен, пилот не понял, но пульт был подключен и показывал готовность, хотя и полную разрядку конденсаторов. Защитное поле было крайне слабым, скорее от осколков метеоритов и другого мусора, однако были еще и энергетические отражатели (против энергетических видов оружия не очень большой мощности), правда - не исправные. В общем и целом корабль был достаточно чистым, хотя мусор под ногами попадался. Команда, так же как и первый, осмотрела убранство корабля из шлюза. На вопрос Сола о цене Изя скорчил кислую мину, и пробубнил что-то вроде: - Вообще-то он стоит 14 с половиной тысяч, но за него уже вчера приходили с 14-ю штуками и еще двумя сотнями, и обещали вернуться завтра после обеда, если таки все будет хорошо и за нас не нужно будет оправдываться по вопросу «Где корабль?» и «Какого хрена?..»
|
|
|
|
Как только пострадавшей женщине вручили плетку, она преобразилась. С плачем и криком бросилась эта крестьянка к столбам. Она никогда в жизни никого не била, даже нашкодничавшего кота или другую животину. Но сейчас она стегала плетью спины привязанных до тех пор, пока ее не скрутили и всю зареванную не увели прочь двое крестьянских парней самого хмурого вида. Ее крики и стенания еще долго были слышны на площадке у дома старосты.
Дочь новоиспеченной вдовы неуверенно ударила плетью одного из штурмовиков и удалилась, вся погруженная в себя. Казалось, после пережитого ее ничто не заботит. Она шла, пошатываясь, и люди расступались, давая ей дорогу.
Солдаты и десятники били явно нехотя. Разве что Гамар от души отходил своих парней (не тронув, впрочем, пикинеров), приговаривая: - Козлы драные! Развлечься захотелось, да? Бабу вам, значит? А нате вам бабу! Мне, сука, не жалко! - отобрать у Гамара плетку даже не пытались. В конце концов он сам отбросил ее в сторону, грязно выругался и занял свое место в строю. Штурмовики опасливо косились на него, но молчали. Знали, что десятника пока лучше не трогать.
Четверка привязанных стоически переносила удары от сослуживцев, но когда пришел черед крестьян, все изменилось. Местные били неумело, но со всей силы, не жалея никого, оставляя кровоточащие полосы на крепких спинах. Когда экзекуция закончилась и четверку отвязали, лекарь, до того молча наблюдавший со стороны, осмотрел их. - Если промыть да перевязать, может, и выкарабкаются, - пожал плечами он. Лекарь в сотне был старый, сухопарый и очень опытный. звали его Имуи. Почему при несомненных лекарских талантах его сослали служить в такую глухомань никто не знал. Ходили слухи о каких-то его незаконных оборудках на прошлом месте службы, но лечил он хорошо, дело свое знал и пользовался в сотне уважением. Правда, к смерти он относился слишком уж легко. Спины, исполосованные десятками ударов, выглядели жутко. Сплошное кровавое месиво, вызывающее даже у опытных солдат отвращение. Одно дело видеть раны в бою, совсем другое - смотреть на покалеченных товарищей в относительно мирное время. Многие в сотне роптали. Они понимали, что сотница, в общем-то, была в своем праве, но ее решение явно не пришлось по душе никому из солдат. - Вот смеху-то будет, - тихоньо произнес один из щитоносцев, - ежели эти варвары уплывут, покуда мы до них доберемся. - А еще смешнее, - поддержал кто-то из арбалетчиков, - если они вот прямо сейчас в эту деревню войдут, а мы тут такие красивые своих же бьем. Не утруждайте себя, господа варвары, мы за вас сами всё сделаем, - в строю засмеялись.
Однако наказание подошло к концу. Нужно было решить, что делать дальше. Варвары имели привычку уплывать или уходить из ограбленного города очень быстро, об этом знали все ветераны. И если сотня хотели их перехватить, действовать нужно было быстро.
|
-
Годно. Очень годно. ^^
-
Прорабоооооооотка)))
-
Это да, за такой мир стыдно плюсов не накидать!
-
Спохватилась применить плюсомет по назначению. И впрямь ведь годнота.
|
- Рассечение около виска, кажется, рука сломана и...Чёрт!, - телефон выскользнул и упал на асфальт. Поднимать его не было времени, так что Александра просто продолжила мотать бинт, повторяя, как мантру: - Всё будет хорошо, сейчас придут врачи. Всё будет хорошо.., - только остановившись, чтобы как-то обрезать уже намотанный бинт, Саша поняла, что женщина, кажется, не дышит. Пощупав пульс на руке, что только что коснулась её щеки, Александра убедилась, что сбитая мертва. - О боже.., - девушка выпустила бинт из рук, прикрыла рот ладонью и, не вставая с колен, отползла от трупа примерно на метр. Саша была довольно психологически крепкой, как для девушки, но ТАКОЕ ощутимо пошатнуло даже её. Пожалуй, если бы она просто сбила человека, или кто-то умер у неё на руках, Алекс не была бы так шокирована, но сейчас в голове у девушки билась только одна мысль: Я. Убила. Человека. Конечно, если бы кто-то взялся расследовать этот случай, он бы, наверное, принял во внимание то, что затормозить или увернуться от внезапно выскочившей из-за дерева женщины Александра никак не могла, даже если бы следила за дорогой постоянно, и что нанесённые столкновением на такой скорости травмы были недостаточны, чтобы так быстро убить человека, и что ранения на боку никаким образом не могли образоваться от удара об капот или стойку лобового стекла, о которую пострадавшая, видимо, и рассекла себе висок. Однако Александра и в нормальном состоянии никогда не была гибридом Шерлока Холмса в юбке и аналитического центра, а уж в шокированном тем более не могла этого всего осознать. Зато вот то, что из-за того, что она не смотрела на дорогу, ей под колёса попала невинная женщина, которая умерла у неё на руках и кровью которой сейчас было частично забрызгано лобовое стекло, залит асфальт рядом с машиной и, в некоторой степени, руки Саши, она понять вполне могла. И это несколько потрясало. Практически не понимая, что делает, Алекс нашарила на асфальте телефон, поднесла его к уху и перебила оператора: - О-она умерла, - упавшим голосом сообщила она, - Точно умерла, не потеряла сознание, я п-пульс проверила. Вызовите полицию, п-пожалуйста.
|
|
|
|
|
|
|
Осень 2015-го... Эти слова эхом пронеслись в ушах Джейд и вызвали на лице ужаснувшуюся мину. Два года, целых два года она лежала в земле. Кто знает, что бы она могла сделать за них? Теперь это уже никогда не будет известно, они канули в лету, остались на страницах истории огненной печатью, которую не смыть, не стереть и вообще никак не убрать. Но кем бы мы тогда были, если бы жили одним прошлым? Мы бы, наверное, не развивались. Взяв себя в руки, Зейн сдержала поток слез и ограничилась дрожащим вздохом. - Да, потерялась... - повторила за бродягой Джейд и тихо добавила, чтобы тот не услышал. - Года два назад... - затем снова начала говорить нормальным тоном. - Я не знаю... Там два года назад пожар был... У меня амнезия. - Уу... За два года наверное пожаров-то было... - Бродяга нащупал бутылку, приложился к ней и смачно утерся. - Ишь, лютая погодка. Может, тебе к копам сходить? Они свиньи конечно, и любят бить дубинкой по почкам бездомных стариков, но не настолько уж наверное оскотинели, чтобы не помочь малышке вроде тебя. Джейд несколько секунд подумала, а затем добавила: - А где ближайший участок? Вообще, если пораскинуть мозгами, то бродяга, наверняка, не видел состояния Джейд. Бледная, как сама смерть, с непонятной одеждой. В ночной темноте это навряд ли было можно разглядеть, да и бездомный был поддатый. Впрочем, внешние показатели Зейн можно было списать на болезнь, наверное. - Ну... Когда меня туда отвозили, было плохо видно. - Признался бомж. - А здесь-то ты как оказалась? Да еще в таком виде. И тут бродяга всерьез обеспокоился. - Ты же не попалась какому-нибудь психу? - А? - приподняла потерянный взгляд Джейд. - А... Нет, не попалась. Я просто ничего не помню. Помню только пожар два года назад, а дальше - провал. И как я тут оказалась я тоже не знаю. Говорить, что Зейн встала из могилы было равносильно подписанию себе сразу трех различных сценариев: либо ее увозят в желтый дом, либо убивают, либо будут ставить эксперименты для выявления способностей. Ни один вариант, как бы очевидно это не оказалось, не импонировал Джейд. - По-моему, у меня какое-то заболевание, но я не могу вспомнить, какое. - Ох... Как все хреново. - Покачал головой бродяга. - А ты хоть что-нибудь помнишь? Свой адрес, или телефон там. - Если бы, - печально добавила Джейд. - Я вообще ничего не знаю... Зейн не выдержала и, прикрыв ладошками лицо, начала навзрыд плакать, уперевшись лбом в коленки. Да, слабохарактерной девочке тяжело сдержать эмоции, что и говорить. Она была так напугана и огорчена одновременно, что слезы стекали по белым щечкам сами, поневоле, смешиваясь с дождевой водой, которая еще не высохла. Ей все еще было трудно признать, что это все взаправду, что ее легкая и светлая душа покинула маленькое молодое тельце, но спустя время опять вернулась в него же. Кому какое дело до нее? Кому она была нужна? Кроме самой себя, пожалуй, никому. Но она так боялась быть отданной самой себе, ведь она еще ребенок. Бродяга с кряхтением поднялся со своего места, и, вздохнув, подошел ближе к девочке. Пожалуй, он был не лучшим утешителем, и не тем, кого хочется обнять - разило от этого парня даже для мертвеца ощутимо. И все же он хотел выразить хоть какую-то поддержку. - Ну-ну... Не плачь. Может, мы... - Он аккуратно положил руку ей на плечо... и его тут же сотрясла невольная, но очень сильная дрожь, после чего бродяга отшатнулся, с неверием глядя на свою руку. - Что такое? - Ошарашенно прошептал мужчина, мигом протрезвев. Джейд и сама испугалась. Она забилась в угол и машинально выставила ладони вперед, отвернув лицо и закрыв глаза, будто ее сейчас будут бить. Конечно, она забыла о том, что там были символы, но делать нечего. Что сделано, то сделано. - Не бейте... - проговорила она тихонько. - Я ничего не знаю, я клянусь. Мужчина вовсе не собирался ее бить. Было похоже, что он и сам боится Джейд до ужаса. Однако наваждение ушло довольно быстро. Зато теперь он взглянул на Джейд повнимательнее. Изорванная одежда, следы земли, невероятная бледность, символы... - Вот ведь... - Он явно хотел выругаться но не стал. - Не знаю, что это было... В общем, неважно. Видал я один дом сгоревший. Это дальше по этой улице. Все, что я знаю, извиняй. Я просто старик, с меня какие взятки? Поняв, что опасность миновала, Джейд чуть облегченно вздохнула. Про себя. А потом она медленно поднялась с места. - Я никому не желаю зла, - добавила она напоследок и поспешила пойти по указанному бомжом маршруту. - Н-не пейте, пожалуйста. Вино вас погубит. После этих послесловий, Зейн быстрым темпом побежала вперед без оглядки.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Вся группа двинулась по предложенному Вересту плану, правда без огненных стрел и взрывающейся тележки, чтобы случайно не погубить тех людей, которых они обязались (или не обязались?) найти. Формация Урьюн — зомби — все остальные была довольно хорошей, хотя стоящему в авангарде явно не нравилось быть спереди, получая все шансы получить по морде (каламбур, да), иметь сзади зомби и никаких гарантий в карьерном росте.
Из руды, которой была полна тележка, Шу с помощью магии сумела выудить тринадцать продолговатых металлических комочков, которые можно было потом превратить в детали для её механизмов. Больше ничего с рудой делать не стали и тем более превращать её в большую бомбу, которая могла устроить не менее большой взрыв.
Вересту было весьма тяжело и неудобно двигаться с теми сорока семью гоблинскими копьями, которые он поднял с пола вместе с порванной в паре мест сетью. Стало гораздо легче, когда он часть копий выбросил, а другую часть вместе с сетью применил на ловушки вместе с "камнями-бабахалками". О'Год предложил гномке своё копьё.
В крайнем справа (нижнем по карте) прохода явилась искателям приключений небольшая пустая от врагов пещерка. Судя по всему, она являлась комнатой отдыха для работавших в шахте. Стояли здесь несколько столов и стульев, были ящики, в которых раньше содержались всякие овощи, но теперь находились только луковая шелуха и обгрызенные остатки свёклы, картофеля и морковок. Были ещё пара спальных мест, по которым основательно прошлись ногами, и разбитый фонарь, под которым разлилась масляная лужица. Не найдя ничего интересного, приключенцы пошли в следующий проход.
Вернувшись в стартовую позицию, Верест и остальные аккуратно обошли поставленные ими взрывные ловушки и направились в центральный ход. Спустя несколько минут Урьюн запищал: — Тут тело, тут лежит человек! Приключенцы наткнулись на тело мёртвого человека. На нём была кожаная броня, к штанам была прицеплены пустые ножны. Можно было сделать вывод по его вещам и по тому, как тело лежало, что этот мужчина являлся ополченцем, который пытался с боем прорваться наружу. Однако смерть отчего-то настигла его раньше. Никаких ран не было. Верест попытался отследить хоть какой-нибудь остаток магии на его теле, но ничего не обнаружил.
Пошли дальше. В отворотах, встречающихся по пути, ничего не было. В неровном свете факела в руках О'Года также неровно поблёскивали металлические жилы, порой вырисовывавшихся на камне. Также поблёскивали они и от свет-камня в руках гоблина-зомби. Спустя ещё пару минут, он вдруг упал, отчего впереди идущий Урьюн аж подпрыгнул и обернулся, сверкая из темноты глазами, будто кошка. Кончилось заклинание, позволяющее манипулировать зомби-гоблином.
Порой Вересту казалось, что он что-то слышит у себя в голове. Кто-то пытался пробиться к нему, но все попытки с обоих сторон терпели крах. Кажется, то была Сильфа. Единственное, что маг успел понять: они приближались к месту её заточения.
Последняя пещера в этом ходе, вплотную к которой был отворот согласно карте, встретила Урьюна и приключенцев в шагах двадцати от него голосом: — Стой, кто идёт? — голос был усталым, хриплым и человеческим. — Моя есть Урьюн! — тут же возопил в ответ гоблин, испугавшись.
|
|
|
|
Благодарная элементаль исчезла во вспышке света, как только Верест закончил необходимые магические пассы.
Приготовление пойманного Сильфой кролика заняло полчаса. По окончании процесса маг почувствовал, что при должном прилежании он мог бы стать великим кулинарным волшебником. Если, конечно, его амбиции позволят ему пойти по такому пути. А вообще кулинарное колдовство было полно непонятно зачем нужных жестов. Пнутый Жемодрем совсем никак не хотел будиться. Странно, но даже завтрак не смог заставить его проснуться! Второй тычок носком сапога в бок также результата не принёс.
Даже когда Даэрон помахал перед Жемодремом своей долей мяса, жрец не проснулся. Попытки его растормошить тоже никакого успеха не возымели. Завтрак закончился, и вы, думая, что делать дальше, решили продолжить свой путь по тракту, а Жемодрем, когда проснётся, нагонит вас. Превратится в Медведрема и по запаху учует.
Таким образом, вчетвером приключенцы без своего взбалмошного жреца двинулись по мощённой камню дороге дальше. Через полчаса Верест отошёл вглубь леса, направляясь к месту, куда ударила молния, взяв черный дымок за ориентир. Совсем недалеко от дороги обнаружилась небольшая полянка, и у самого её края стояло большое дерево, чей ствол был расколот на две части, и в самом низу дерева, где эти части ствола сходились друг с другом, горел огонь. Вроде бы ничего особенного, маг уже собрался развернуться и идти обратно, но тут он заметил, что в языках пламени находится что-то прозрачное. Уняв огонь с помощью заклинаний, Верест достал холодный, несмотря на то, что находился в огне, прозрачный бесцветный предмет, имевший форму яйца. На ощупь — как стекло. Затем маг догнал остальных искателей приключений и они двинулись дальше.
Постепенно лес закончился, море деревьев остались позади и вновь начались поля. Идти стало немного сложнее, потому что дорога постепенно начала подниматься вверх. На горизонте справа обозначились горы. С каждым шагом они понемногу увеличивались. Шу вспоминала жесты и слова, которые говорил Верест при готовке кролика. Несмотря на долгое колдовство, оно было в целом достаточно простым по структуре, хоть и имело в своём составе несколько совсем непонятных жестов и слов. Но их было запомнить легко, и теперь гномка могла быть уверенной, что если ей в руки попадётся кролик, то она не будет перед ним безоружной! Полчаса - и жаренное-печённое диетическое мяса будет готово. Спустя четверть дня приключенцы обнаружили, что от тракта отходит направо к горам дорога. Была она уже не мощённой камнями, зато весьма широкой и протоптанной. Так как она явно вела к поселению, находящемуся поблизости, вы свернули с тракта. До деревни вы дошли ещё через пару часов.
Деревня представляла собой десятка четыре домов разбросанных тут и там по холму. Почти все они были сделаны из дерева. Парочка была сложена из камня. Ближайшее к тракту здание было двухэтажным и с вывеской, на которой были нарисованы кружка с вилкой. Видать, таверна. Вдали, на самой верхушке холма, чуть в отдалении от остальных домов стояла мельница. Восточнее дороги, по которой вы шли, располагалось пшеничное поле. А где-то за деревней, за холмом, начинались горы. Отсюда до них было недалеко в общем. Подходя, искатели приключений увидели за таверной деревенскую площадь. Десятка полтора людей окружили небольшую клетку, подвешенную к столбу. В ней сидел гоблин и истошно орал, а в него тыкали палками. — Ах, мразота, посмел явиться сюда! — Ха-ха, тыкните в него сильнее! Заслужила гоблота! — Где ж твои дружки, гадёныш?!
|
Падая во тьму, Гром почему-то подумал о чешуйчатой воительнице, что сражалась рядом. Он был уверен, что девушка родом из диких племен, об этом говорила и ее броня из чешуи, и полоски ткани, едва прикрывающие наготу, и даже ее решимость сражаться, во что бы то ни стало. Будучи оторванным от своего племени, в мыслях Гром часто возвращался к нему, сердце варвара тосковало о Родине и о близких, которых он там оставил. Все ли у них хорошо? Он бы очень хотел, если не вернуться туда, то хотя бы встретить того, кто рассказал бы ему, что случилось с его племенем. Во время боя он конечно, не мог себе этого позволить, но варвар часто представлял себе, как подойдет и спросит ее: "Эй, крошка, из какого ты племени?" или "Интересная броня. Видел похожую у Крепких Щитов, ты случайно, не оттуда?" Он все прокручивал в голове возможные варианты начала разговора, когда обнаружил, что воительница стоит прямо перед ним, улыбаясь и, как ни странно, она была в добром здравии, без единой царапины. Его собственные раны тоже больше не докучали и Гром подумал, что они-таки отбились, а фея с магом подлечили их. Надо будет позже их отблагодарить, а сейчас он хотел задать мучающий его вопрос, но в горле словно застрял ком. - Кто ты?.. Из... какого...племени? - Голос прозвучал довольно неуверенно, Гром и чувствовал себя довольно неловко, словно нашкодивший мальчишка. Это было странно, раньше он никогда не испытывал проблем в общении с девушками, да и вообще с кем-либо. Однако, воительница словно и не заметила его конфуза. - Ого! Да это же Гром из племени Черного Медведя! - девушка приветливо улыбалась ему своей острозубой улыбкой. - Ты... ты знаешь? - Конечно! Кто же не знает Грома и его великое племя! - девушка приблизилась почти вплотную, кокетливо поводя обнаженными плечами. - И то, на какую жертву он пошел ради своего драгоценного народа. Как тебе это нравилось, Гром? Оно того стоило? Глаза чешуйчатой хищно блеснули, она резко отстранилась и попыталась уйти, но Гром схватил ее за руку и развернул к себе. - Что стало с Черными Медведями? Говори! - Они... как бы это сказать? Они... - девушка опустила голову и светлые волосы закрыли ее лицо. Гром резко встряхнул ее и схватил за шею, чтобы она не смогла снова отвести взгляд. - Они все умерли, Гром. Мне очень жаль. Выражение ее лица и правда выражало сочувствие, а вот Гром не мог вымолвить ни слова. Рука его едва не сжалась в кулак, раздавив хрупкую шейку. - Это правда, Гром. Я видела их трупы, гниющие под солнцем, внутренности тут и там. Дикие звери пожирают их... - Заткнись! - А вот теперь Гром уже не сдерживался и из горла воительницы раздался жалобный хрип, но это похоже, вовсе не мешало ей говорить, вот только голос стал ниже, зубы и когти длиннее, а глаза из карих стали красными. - Они мертвы! Мертвыыыы!!! - вопила тварь. - Я сам их убил! Многие умерли не сразу, когда я выпотрошил их мерзкие туши! - ЗАТКНИСЬ!!! - Гром сжал кулаки еще сильнее и треснул рогатой башкой по наглой демонской роже, но та только мерзко рассмеялась в ответ, развернулась на 360 градусов и плюнула ему в лицо. - Я разорвал горло твоей матери и помочился на ее труууп! Я трахал трупы твоих детей, они вертелись на моем ***, как... - ЗАТКНИСЬ!!! ЗАТКНИСЬ!!! ЗАТКНИСЬ!!! Повалив образину наземь, варвар навалился сверху, продолжая душить ее и нанося удары другой рукой, головой, пиная коленом под ребра, пока не увидел под собой вместо демона истерзанный труп своей матери. Гром завыл, как дикий зверь и прижал окровавленное тело к груди. - Кто ты? - повторял он сквозь рыдания. - Что ты?
|
Вдруг, жреца окружили. Но, к великой радости Жемодрема - его окружили свои. Они, вроде, молились, а вроде и кланялись. Не ему. Это не хорошо. Нужно срочно стать великим пророком. Хотя бы стать. Хотя бы на секундочку: - Созданья! - Жемодрем встал, расправил свой новый шарфик на земле, в надежде на то, что ему пожертвуют монетку-другую, - Я - великий пророк! Подходите, стражники, высшие взывают и к вам! Я, пророк бога... эм, бога... твоего, твоего и твоего, да! Я пришел для всех и каждого, для вас! - Он развел руки, - Вот ты, пучеглазый, ты здесь лишь потому, что перед тобой я. Наша почва под пятами тверда, но небо еще тверже. Бойся, тварь! - Кинул он тапком в леана, - Чего нюни распустил, слушай сюда и запоминай. А не запомнишь - записывай. А писать не умеешь - твои проблемы. Хочешь жить умей вертеться. Итак. Я восшел с небе...пещер...лесов-в... я восшел с небопещелесохолмов, твари всесущие, незначащие черви мира сего. Кхем. Я - рыцарь, я... я - пророк, я - все для вас на ближайшие десять минут! Теперь немного предыстории: Это был прекрасный летний день. Я родился у мамы с папой, учился у учителя, работал на работе, но вдруг! Вдруг как из ведра! То есть, вдруг пошел дождь! И восшел ко мне, значит, непосредственный начальник. И молвил, мол: "Давай, руки в ноги, ноги в руки, глаз на... кхем...", а я ему, что: "Это, как это так." А он мне, что: "А вот так вот." Ну и я, значит: "Ой, все." разошлись. Через год-другой у меня уже борода до пупа. Через два - первый раз брови брею. Короче: Как под дверь нагадили - вроде, и убирать надо, а вроде и совсем не под мою наложили. Мораль сей басни какова? Правильно: "Если видишь кусты - мальчики налево". Эй, вы слушаете вообще, м? Предыстории конец, а кто слушал, тот, между прочим, получил весьма дельный совет, да-да. Теперь к делу. Это, если хотите, манифест: "Бесправье и кривда" М-м-м... Манифест отрешенного дуралея. Итак. Введение. Мы, с начальником, убеждены - все будет путем, если закусывать. Если не закусывать - то это уже либералы. Мы - не либералы. Мы - закусываем. Тут уяснили? Конец введения. Теперь о культуре. Культура - вещь, однако, сурьезная. Вот, я всегда говорю: "Лупень - рисуй". Я умный - я рисовать не умею. Тупые - переводят краску. Да? Да. Гляньте на меня! Штаны! Не крашены. Почти. А все почему? А... это уже другой вопрос. Еще о культуре: мы убеждены, что она - единственная из всех идиотских задумок человечества, что имеет жизнь. Почему? Ну так звезды сошлись, понимаете? Традиция. Традиция - вещь сурьезная. Я храню традиции. Видите эту палку? - Поднял он канделябр вверх, - Это мне вручил мой пра-пра-пра-пра-прадед. Лично. И кто тут скажет, что я не чту традиции? Я даже помню его имя! Семеном звали. да. И еще немного о традиции. Традиция - мы уверены, традиционна. На то она и традиция. История. История - вещь сурьезная. Надо ее чтить. Не знаешь истории - не суйся в воду. Не знаешь броду - совершаешь ошибки прошлого. Историю не знать - в лес не ходить. Волков бояться - высшее преступление перед нацией. Кстати о ней. Нация - вещь сурьезная. Мы уверены, что если каждый скажет слово "Нация", а потом скинется мне по медяку - я наберу приличную сумму и уйду восвояси - в небопещерлесохолмы. Личность - дрянь сурьезная. Каждый должен быть ей или не быть вовсе. Вы есть? Есть, пучеглазый. Значит что? Значит - вы личности. Но только благодаря мне. Во-о-о-о-о-от. Свобода - вещь сурьезная тоже. Это я так, к слову. Заключение: Ко-о-о-онец. И да поможет нам начальство. Так. Кто записал? М? Мне, просто может пригодиться. И... эм, продам треногу!
|
Есть такие города, которые практически не меняются с течением времени. Через них не идут торговые пути, рядом с ними не расположены нефтяные или любые другие шахты, да и вообще особого смысла располагаться в том месте, в котором выпал случай или, что вероятнее, некий божий замысел осесть, не было. Таким как раз и являлся небольшой городок Стиллвуд. Нет, конечно, лет эдак двести назад была достаточно важная причина возникнуть здесь, в уединенной от всей остальной страны долине, огороженной горами практически со всех сторон, но с течением времени ее важность сошла на нет, а вот люди остались. Даже сейчас в дни столь бурного развития интернета новости доходят сюда с заметным запозданием, как и новые веяния моды и образцы техники. Горожане, можно сказать, почти полностью самодостаточны: сельским хозяйством занимаются многие, собирая довольно обильные урожаи, а наличие зверья в тихом лесу и рыбы в озере, что расположено всего в километре от самого Стиллвуда, способствует процветанию охоты и соответственно рыбалки, так что в случае задержки поставок индюшачьих тушек продержаться можно было долго. Собственно, добраться до города и выбраться из него можно было только одним способом: через горы на свободу вела единственная дорога, которая часто становилась полностью непроходимой то из-за снега в холодную пору, то из-за обвалов, то из-за других сюрпризов погоды. Но несмотря на все сложности, люди продолжали жить здесь в отрыве от бурной жизни снаружи, от войн и террористических актов, демонстраций по поводу и без, парадов геев и концертов Джастина Бибера. Нельзя жить одной выпивкой, выращиванием пищи и затем ее поеданием, набившими оскомину сплетнями, перемалываемые по десять раз на дню, ток-шоу из телевизора, нужен смысл. Нужно занятие, которое дает людям смысл жить дальше. Вера. Именно поэтому ты здесь и находишься, именно поэтому несколько лет назад жителям Стиллвуда пришлось менять табличку перед городом, увеличив количество проживающих на одного человека. Людям нужен был пастор, чтобы разрешать возникающие моральные затруднения, чтобы голос Господа звучал даже в таком глухом местечке. Первое время тебе пришлось несладко: доставшаяся по наследству от давно умершего священника деревянная заросшая травой церквушка на окраине города уже давно требовала, как минимум, капитального ремонта, но потихоньку ты смог привести ее в ухоженный и опрятный вид. Сложнее обстояло дело с прихожанами: они немного сторонились тебя из-за индусской внешности, некоторые мужчины, подвыпив, даже пытались оскорбить и высмеять своего нового пастора. Не сказать, что ты привык к такому отношению в более толерантном внешнем мире, но пример Махатмы Ганди и твердость убеждений помогли выстоять и завоевать уважение. На волне прорвы свободного времени у тебя возникло хобби: ты стал писать рассказы. Сначала это были короткие зарисовки о повседневных делах фермеров в дневнике, а затем процесс написания начал захватывать все больше, описания стали получаться сочнее, а действия — казаться более живыми. Никогда не было понятно, почему жители городка не ходят в горы, хотя бы в походы. Рассказывали нечто странное, что пропадали люди, стоило им забраться на определенную высоту, что, кажется, за год до твоего появления в Стиллвуде видели йети, натурального такого белого мишку с ростом Кинг Конга и лицом человека, а кто-то из охотников находил даже его фекалии, уложенные гигантской кучкой, что ничего интересного там и не на самом деле — сплошь камни и никаких полян с ягодами —, что там живет стая разумных волков-оборотней. Казалось, что только один путь через горы был безопасным и вписывающимся в реальность жителей города, и как раз там и проложили дорогу. Впрочем, сам ты не особо интересовался горами и походами. Наступал вечер летнего дня. Все жители с нетерпением ждали его: по телевизору сообщили, что сегодня будет полное лунное затмение, которое повторится только через двадцать-тридцать лет. Почти что Хэллоуин, только до него еще несколько месяцев, поэтому для тебя не было неожиданностью увидеть на улицах многих знакомых (а за пару лет все горожане стали для тебя, если не друзьями, то знакомыми), решивших вдруг совершить вечернюю прогулку. Тебе и самому было любопытно поглядеть на величественное астрологическое зрелище. Поразительно, как Господь бог точно сделал мир, позволив людям наблюдать за замыслом Его, воплощенном в том числе в движениях планет и спутников. Вот оно. Началось. Сперва на небе показалась полная луна, безмятежно осветившая крыши домов, тротуар, людей. С краюшку на нее начал надвигаться темный диск, тень от самой Земли. Как только затмение достигло своего апогея, луна не исчезла, слившись с тьмой космоса, а внезапно окрасилась в темно-красный цвет. Раздались удивленные вздохи и перешептывания. Люди сами собой начинали говорить все тише и тише, словно боясь вспугнуть момент. И вот тут все и изменилось. Тишину прорвал смех. Чудовищный, дикий, женский смех. Казалось, он был слышен отовсюду. А затем показался его источник: на фоне темно-красной луны возникла темная точка, увеличивавшаяся с большой скоростью. Затем она разъединилась на множество фигур, полетевших в разные стороны. Все фигуры были как одна похожи: метла, прижимающая ее к себе бедрами женщина (если судить по смеху) в темном балахоне и остроконечном колпаке. Ведьмы. Стиллвудцы ударились в панику. Некоторые стояли столбом, считая это каким-то представлением. Ведьмы летали над домами и бросали небольшие тыквы в людей. Те, взрываясь, окатывали жертв жидкостью, от которой они стремительно превращались в животных: мужчины — в свиней, женщины — в гусынь, а дети — в крысят. Ты божьим чудом увернулся от одной такой бомбочки и принялся бежать по улице, выкрикивая все известные тебе молитвы. До церкви всего-то надо было добежать до очередного перекрестка метров тридцать, свернуть налево и продолжить бежать дальше в холм, на самой вершине которого и стояло деревянное здание. Вдруг перед тобой резко опустилась одна из ведьм на метле. Встав, как вкопанный, ты, не удержавшись, упал на колени. Фигура, прорисовываемая из балахона, казалась девической, но лицо ее было ужасным: тьма больших бородавок и бородавок на бородавках, желтые зубы, оскалившиеся в кривоватой усмешке, угроза, ясно читаемая в мутных янтарных глазах. — Ой, кто тут у нас? Такой интересненький, — ведьма начала мерзко хихикать, — священник, да еще и с настолько смуглой кожей! А хочешь увидеть, что у меня под ним?! Она указала на свой балахон. Казалось, что ощущение чего-то ужасного витало в воздухе, клубилось и становилось густым, как утренний туман. Руки ее были пусты, за исключением метлы, но сама она, как и ее сестры бесчинствующие в Стиллвуде, могла колдовать.
|
Запахом нечистот пронизан воздух. От смрада некуда было деться. От охапки соломы, являющейся единственным удобством в камере, просто-напросто чадило вонью. Люди. Они называют орков грязными, но сами при этом живут по горло в своем собственном дерьме. А вольные племена между тем дышат чистым воздухом степей и лесов. Здесь, в главном человеческом поселении, многие наверняка даже не знают, как выглядит настоящее дерево, какова на ощупь его приятная шершавая кора. Нет, не знают. Люди дышат, судя по воздуху, проникающему между толстых железных прутьев единственного окна в камере, дымом костров, лошадиным навозом и тысячью других, пестрых и сбивающих с толку запахов. А благоухание цветов, свежесть зелени после дождя и неповторимый аромат земли были им неведомы. Ты пробыла в камере пару недель. До Отца-неба было не докричаться. Он прятался от стыда за тебя за тучами. Мать-луна молчала как всегда, но ее руки по ночам гладили твою голову, подбадривая. Она всегда была готова поддержать того, кто нуждался в помощи. Днем приходили одни люди, смотрели на тебя, тыкали своими толстыми пальцами в твою сторону, кричали что-то и уходили, потом приходили другие. Гостям не было конца, но ты, привыкнув к ним, не обращала больше на них внимания, продолжая смотреть в одну и ту же точку за окном. Сплошные тучи плыли друг за другом нескончаемым потоком, пока люди в доспехах или люди в изукрашенных цветастых мантиях, или их союзники, гномы с эльфами, пытались разозлить тебя, вывести из состояния равновесия и унизить. У них это не получилось, твои мысли были полны тоски по свободе и в них не лезли никакие другие чувства. Ты знала, что вскоре тебе придется умереть на потеху людям всего этого поселения, но настоящим унижением было бы просто откусить себе язык и умереть, захлебнувшись собственными кровью и слюной. Орк должен умирать с гордо поднятой головой и ни в коем случае не сдаваться. Глаза заволокло пеленой воспоминаний, таких ярких, как будто все происходило сейчас, а не случилось два десятка дней назад. Степь, края которой не увидишь, если будешь скакать неделю вдоль нее. Две армии: человеческая с небольшой примесью гномов и эльфов в ней взбиралась на холм, чтобы встретить и побороть орочью, занявшую более выгодную позицию. Раздался гром. Призыв к Отцу-небу не прошел даром, молния ударила в строй лучников, вызвав смятение в их рядах. Отовсюду послышалось шумное одобрение воинов, готовящихся схлестнуться с человеческими всадниками, закованными в тяжелые металлические доспехи. Но ответ с той стороны тоже был неплох: три десятка жизней ушло к праотцам от огненного взрыва, произошедшего совсем рядом с тобой и другими шаманами. Людская кавалерия вошла клином в неорганизованный строй орков, лучники с обоих сторон натянули тетивы и выпустили смертоносные ливни стрел на головы сражающихся, не щадя ни своих, ни чужих, пока вы, шаманы, боролись с магами. Орочьи стрелы летели гораздо дальше человеческих за счет расположения лучников-орков на высоте и уносили множество жизней в центральных рядах, заставляя противников спотыкаться о трупы своих товарищей при подъеме на холм, но во всем остальном дело шло плохо: сокрушительные молнии и землетрясения шаманов не могли на равных противостоять многочисленным огненным шарам, дождям острейших ледяных осколков и другим разрушительным заклинаниям человеческих и эльфийских волшебников, а латники успешно прорубались сквозь орду орков, противопоставляя природной мощи и размерам доспехи и организованный строй. Преимущество постепенно сошло на нет, вольные племена терпели поражение. А ради чего все? Ради признания их свободы. Орки держались до конца, но все равно проиграли. Ты продолжала стоять на своем месте, прося благословение Отца-неба сокрушить врагов, но твоя борьба закончилась, когда неведомо откуда прилетевший камень попал в голову, погружая тебя в принудительный и полный болезненного забвения сон. Очнулась ты уже в передвижной клетке. Вокруг шныряли невероятно самодовольные существа с пращами в руках с полчеловека ростом, а сзади и спереди тянулась длинная вереница лошадей с всадниками на них. Тебя везли в Альморан, человеческую столицу. — Вставай! — грубый пропитой голос вырвал тебя из сети воспоминаний, а тычки тупой стороной копья только довершили дело, подгоняя быстрее подняться с вонючей соломы. — Чо тут разлеглась? Забыла какой день сегодня?! Я тебе напомню! Последовала пара довольно сильных ударов под ребра и в живот. Четверка других стражников довольно заржала, а ты, сжав зубы и угрожающе выставив клыки, попыталась отобрать оружие, чтобы наказать обидчика. Тычок сбоку от другого надсмотрщика свел затею на нет. — Пфе, дикарка! — плевок попал прямо на босые ноги. — Кда тебе сражаться? И так ща помрешь. По рукам и ногам тебя заковали в цепи и заставили шагать из своей камеры. Два стражника сзади, два по бокам и один спереди вели сквозь темный запутанный лабиринт ходов в тюрьме. Выбравшись наружу, вы отправились через весь город. Медленно, степенно, сквозь улицы, полные другими людьми. Презрительные взгляды, насмешки и оскорбления летели на тебя, но ты смотрела и шагала только вперед. Один из мальчишек попал в тебя камешком. После этого успеха вся свора людских детёнышей набрала камней и следовала за вами, кидая в тебя свои снаряды, пока одному из стражников случайно не досталось и он не разогнал их. Остановились вы на большой площади, в центре которой находился гигантский эшафот, на котором можно было одновременно рубить головы полсотне людей. Чуть поодаль стояли небольшие трибуны, за которой сидели люди в изукрашенных аляповатых одеждах. На помосте стоял человек в черном колпаке. Тебе осталось пройти последние пятьдесят метров по специально освобожденному для тебя другими стражниками от горожан узкому коридору к лестнице, подняться по ней на эшафот, положить голову на полено, преклонив колени перед их предводителем на трибуне, и умереть. Теплый, ободряющий лучик солнца коснулся твоего лица. Ты подняла голову и увидела, как тучи расступаются, показывая солнце и окружающее его чистейшую синеву. Отец-небо решил посмотреть на свою дочь перед смертью. — Шо встала? — прошипел голос стражника сзади, после чего последовал тычок в спину. — Иди, серокожая! Ты почувствовала, как силы возвращаются тебе. И цепи уже не мешали так сильно, как раньше. А самое главное, тебя слышал Отец-небо.
|
Услышав наконец ожидаемый ответ, Каллир ни слова не говоря отбросил карлика в сторону, таким же небрежным жестом каким выбрасывают яблочный огрызок или кусок мусора, который зачем-то подобрали с земли, рассмотрели и выкинули, потеряв интерес. Карлик с размаху влетел головой в каменную стену и упал на пол как мешок с опилками. Там, где его голова ударилась об стену, виднелось заметное кровавое пятно. Однако сам Каллир этого не видел. Не теряя ни секунды он мигом вылетел обратно во двор. Ударами кулака он разбил тележное колесо в груду щепок, схватил их в охапку и подбежал к тёплым углям, тлеющим под котлами. Положив большую часть деревяшек к углям (кроме парочки подлиннее и потоньше), воин быстро раздул огонь - когда пламя разгорелось, сунул оставшиеся деревяшки в пламя и подбежал к навесу со склянками. Тут он уже велел себе немного замедлиться - боль становилась всё сильнее, и ему нужна была вся его концентрация. Выкатив одну из склянок из под навеса, аккуратным ударом он сшиб горлышко склянки, после чего сунул внутрь горящую палку. Краска, однако, вспыхивать не торопилась, лишь шипя вокруг огня. "Эй, ты, как там тебя, подсоби-ка огоньком", мысленно обратился Каллир к своему беззвучному собеседнику. Боль в его теле отдалась новым, острым импульсом... но через пару секунд пламя вспыхнуло чуть ярче, а ещё через секунду в склянке горела не только деревяшка. Как только пламя перекинулось на краску, Каллир со всей доступной ему скоростью бросил палку, подхватил склянку и изо всех своих сил швырнул её в небо - склянка, вращаясь в воздухе и разбрызгивая вокруг себя жидкий огонь, взлетела вверх, зависла на миг в воздухе, и полетела вниз, прямо на дома. Каллир швырнул её так, чтобы горящая склянка упала в другой части квартала нелюдей, где могла бы, разлетевшись вдребезги при падении, расплескать своё горящее содержимое по всей округе. Воин повторил этот процесс ещё несколько раз. Достать склянку, сбить горло, поджечь краску, швырнуть в город. Последнюю склянку, когда боль стала слишком сильной чтобы он мог продолжать, он подбросил вертикально вверх и когда она достигла максимальной высоты, швырнул в неё горящий факел. Брошенная с огромной силой деревяшка разбила склянку, и горящая краска полилась вниз огненным дождём, падая на мастерскую, на дома, окружающие её, на выродков, обитавших в них... Каллира там, впрочем, уже не было. Едва запустив факел в полёт, он кинулся бежать со всех ног. Прочь, подальше от опасного места, туда, где у него будет возможность прийти в себя и совладать с этой болью...
|
|
|
|
|
|
|
|
-Уходи, - прошептала женщина. Ее высохшее от старости тело лежало на кровати, до пояса укрытое легким одеялом, седые волосы в беспорядке разметались по подушке. - Лара, уходи, - повторила она ребенку, стоящему на коленях перед ее кроватью, - Мне уже не встать, девочка, мой конец близок, - она сжала своей сморщенной от старости рукой маленькую ладошку девочки, - А ты должна идти. Тебе одной здесь не выжить. Лара свободной рукой размазала слезы по лицу, пытаясь прекратить их нескончаемый поток. Она понимала, что должна быть сильной, должна поступить так, как велит ей Ханна. Ее небольшой походный рюкзак был уже давно собран, но она никак не решалась покинуть старую женщину, ставшую для нее всем миром. Ларе был всего год, когда ее нашла на пороге своей хижины Ханна, которая уже тогда выглядела глубокой старухой. Первое время женщина была не довольна, что на нее, в столь почтенном возрасте, свалилась обязанность быть нянькой чужому ребенку. Своих детей знахарка не имела. Но с первых же дней Лара покорила сердце старухи и Ханна души не чаяла в малышке. Со временем она решила, что очень даже не плохо то, что ребенок оказался на ее попечении, теперь ей было, кому передать все знания, накопленные за долгие годы жизни. С тех пор прошло уже десять лет. Теперь Ханна умирала, силы покидали ее с каждой минутой. - Помни, чему я тебя учила, Лара,- Ханна пристально посмотрела прямо в глаза девочке, отчего у той разлилось по телу блаженное умиротворение. Слезы высохли. - Я помню, и никогда не забуду, - пообещала она с детской горячностью,- Никогда, никогда! Она прижалась щекой к руке старухи, кожа которой была холодной и тонкой, как пергамент. Она поклялась себе быть достойной своей наставницы...
...Громкий стук в дверь заставляет Лару вздрогнуть от неожиданности. Нужно открыть. Без каких либо сомнений девочка поднимается на ноги и усталой походкой, будто на плечах ее невыносимо тяжелый груз, отправляется поприветствовать гостя. На пороге посетитель - довольно внушительного вида мужчина. Его внешность выдает в нем человека сурового, многое повидавшего на своем веку. - Ханны нет, - говорит девочка в место приветствия, - Она...умерла.- последние слова даются ей с большим трудом. - Я могу чем-то помочь? - она осматривает незнакомца с ног до головы. Мужчина ей не нравиться. Он напоминает Ларе матерого хищника. С таким шутки плохи. Хотя лицо его кажется смутно знакомым...
-
Смышленый ребенок :)
-
Перечитал всю ветку перед закрытием. Знаешь, это было потрясающе. Серьезно, пожалуй лучшая игра, из тех что я вел\участвовал на этом форуме.
|
|
-
хорошее радио, щас вот в лесок заедем, разведем костерчик, пыхнем, радио послушаем....
|
|